— Откуда вы знали? — Лауреску подаётся вперёд. — У вас есть среди них свой человек? Но…
— Считайте, что есть. — Ценкович встаёт, закрывает дверь «крысы»; он явно не намерен продолжать разговор. — И не волнуйтесь, любезный местер. Пока вы с нами, у вас всё будет хорошо…
Ареал человечества огромен.
С каждым десятилетием улучшается связь, надёжней становится космическое сообщение; но всё же мглистого, рыхлого, сонного зверя, коллективное сознание расы Homo sapiens, раскинувшееся по невообразимым пространствам, нелегко встряхнуть, вынудить к действиям.
Жизнь идёт своим чередом.
Продолжается очередная сессия Генеральной Ассамблеи Объединённого Совета. Оттуда, из Нью-Йорка, из огромного дворца, чей холл украшает знаменитое полотно «Человек-победитель», текущие дела колоний не выглядят слишком важными и значительными. Да, древний, как сам принцип колониализма, спор о независимости. Да, переговоры, альянсы, интриги. Так было полтысячелетия назад, когда никто и не помышлял о космической экспансии, так останется в непредреченном будущем.
Безусловно, последний анкайский саммит на многое открыл глаза политикам Древней Земли. Невозможно пытаться дольше хранить статус кво, закрывая глаза на то, что с поры окончания Великой войны переменилось очень и очень многое.
Прежде всего перемены грядут в экономике Ареала.
Представители Промышленного союза предложили новый законопроект, закрепляющий равные права для всех членов Совета. Население колоний неуклонно растёт, многие из них по численности уже превосходят древние и почтенные земные страны. Что до гражданского сознания, то в этом колонисты всегда давали землянам двести очков вперёд. Разум, логика, гуманистические принципы, на которых зиждется современное общество — всё требует пересмотра позиции Объединённого Совета в отношении внешних территорий Ареала.
Проект обсудили.
Внесли поправки.
И приняли.
Они стоят рядом, похожие на мать и дочь, кажущиеся хрупкими из-за отсутствия жира и крупных мышц. Неподвижные. Глянцевые шкуры слабо поблёскивают в белом утреннем свете. Едва заметно вздрагивают хвостовые шипы — в едином ритме.
— У-у! — тихо, уважительно говорит дочь мастера, и на макушку ей, словно жуткий шлем, опускается морда Колючки. Нижнечелюстные лезвия нукты касаются пухлых щёчек. Он замирает: миллиметром ниже, и Улянка обрежется.
Колючка думает, что мама думает.
Улянка думает, что мама с папой тоже думают.
Мысли у всех у них сходятся.
…Море серое, застывшее и плоское, точно накрытое стеклом. Если напрячь слух, различишь в шёпоте ветра, как переплёскивает вода у ног Великих Матерей. Нитокрис и Ития стоят на мелководье и смотрят вдаль, через океан. Глазами тут ничего не увидеть, но у нуктих хватает особых, других чувств.
Уляна с Колючкой притихли на опушке, под пышной веткой. Прямо на глазах закрываются ночные и распускаются дневные цветы, но Улянка тысячу раз это видела и не смотрит. Она мёрзнет, но даже холод ей нипочём.
Что-то удивительное творится.
— Вот ты где, — над ухом говорит папа.
Он шёл тихо-тихо, чтоб никто его не заметил, но Колючка учуял его от самого дома, и поэтому Улянка только капризно пожимает плечом.
— Пап, — говорит она. — А чего тёть-Нитокли… Нитокр-рис улыбается?
Игорь невольно поднимает глаза. Старейшая самка питомника замерла, вся обратившись в проницающий взор; больше всего она похожа на скелет динозавра в музее. Нитокрис довольна; пожалуй, весела, в ней закипает азартный жар, который означает, что у Колючки появятся младшие братья. Ития реагирует ровнее. У неё меньше опыта, и она слегка тревожится.
«Коллективное сознание нуктового прайда, которое концентрирует в себе самка-матриарх, напоминает по структуре коллективное сознание человечества. В преддверии войны рождается больше мальчиков и производится больше оружия — известно всем. У нукт это один и тот же процесс», — укутывая стучащую зубами дочь собственной курткой, Игорь вспоминает, как давным-давно Анжела рассказывала об этом Янине Лорцинг.
…улыбается?!
— Почему — улыбается? — ошарашенно говорит Игорь.
— Ну папа, — рассудительно отвечает Уляна. — Я же у тебя и спрашиваю, чего она улыбается.
— Где же улыбается? Морды ведь не видно. Да драконы и не умеют, им нечем.
— Глупый ты, папа, — разочаровывается Уляна. Подхалим Колючка ехидно свистит из кустов. — Они улыбаются тут! — и девочка широко раскидывает руки, описывая в воздухе круг.
«Мыслеполе», — понимает мастер.