Он смотрит с широко открытыми глазами и шепчет:
— Твою мать… — Он тянется за пистолетом. Недолго думая, я направляю своё оружие ему в голову и спускаю курок, забирая его ничтожную жизнь, после чего залетаю в комнату, переступив через его тело.
Внутри меня вскипает ярость от увиденного, и как бы я ни дышал, я по-прежнему не могу вдохнуть полной грудью. Джеймс прижимает Оливию к стене, одной рукой держа её за шею, а другой закрывая ей рот. Он вытаскивает из неё свой член, оглядываясь на меня.
Голова Оливии безжизненно повисла: кажется, он зашёл слишком далеко, по её ногам струится кровь. Он слишком взвинчен при виде меня, чтобы понять, что она больше не сопротивляется ему. Другой напарник Джеймса стоит рядом, натягивая джинсы и пытаясь дотянуться до пистолета. Джеймс орёт ему, чтобы тот стрелял в меня, пока сам пытается натянуть штаны, одновременно удерживая Оливию.
— Стреляй в него, Лу! Давай же, твою мать!
Моё сердце перестаёт биться, когда я вижу её такой. Что же я наделал?
Секунду спустя меня накрывает осознание того, что они с ней сделали, и при виде крови я теряю самообладание. Все, о чём я могу думать, это добраться до Оливии и помочь ей. Неважно какой ценой, я готов на всё.
— Вы уже покойники, ублюдки! Наслаждайтесь своим последним вдохом.
Я направляю пистолет на Лу и всаживаю в него две пули — одну в член и одну в лоб, а затем целюсь в ногу Джеймсу. Я подхватываю Оливию, когда он отпускает её, падая на пол, корчась и крича от боли.
— А-а-а… сука! — С воплем он хватается за ногу.
На хрен его! Его боль никогда не сравнится с моей. Сердце замерло и изнывает от боли в груди, пока я удерживаю её тело в своих руках, опускаясь вместе с ней на пол. Я не чувствую её дыхания, и от этого невыносимо больно.
— Оливия, — молю я, — детка, очнись! Открой глазки. Я рядом. Я здесь, милая.
Направив пистолет на Джеймса, я крепко хватаю Оливию за голову и трясу её, пытаясь привести в чувства. Я наклоняюсь к её лицу, проверяя её дыхание, но ничего не ощущаю.
— Твою мать, дыши! Очнись! Прошу тебя, малышка! Прошу! Дыши, чёрт. Дыши!
Я срываюсь на крик, нависаю над ней и делаю дыхание рот в рот. Придерживая её как можно ближе, я прижимаюсь к ней ртом, готовый отдать ей весь свой воздух. Я бы отдал ей свой последний вдох, лишь бы это уберегло её от боли и сохранило ей жизнь.
Услышав брюзжание Джеймса, я чувствую, как в моё бедро вонзается нож. Три удара. Ублюдок пытается загнать в меня нож как можно глубже.
— Бля-я-ядь!
Отстранившись от Оливии, я выбиваю нож из рук Джеймса, хватаю и вонзаю его ему в плечо, прокручивая.
— Нравится, ублюдок?! — ору я ему. — Покажи мне, блядь, насколько тебе больно!
Я вонзаю нож так глубоко, насколько тот может войти в тело, заставляя Джеймса орать, что есть мочи. Чем глубже нож, тем громче он вопит. Это ублюдок должен заплатить за то, что забрал у меня Оливию. Он должен почувствовать всю её боль. Достав нож из его плеча, я ложусь рядом с Оливией и нежно, как только могу, целую её в последний раз. От холода её губ меня накрывает ярость.
Наклонившись к Джеймсу, я приставляю дуло пистолета к его члену.
— Ты больной сукин сын! Готов подохнуть?
Он качает головой, пятясь назад.
— Блядь! Не делай этого! Мы не хотели её убивать, клянусь! — Сопли текут по его лицу; придерживая раненую руку, он плачет и умоляет меня. — Мы хотели только оставить послание, но она так громко кричала! Это несчастный случай! Я не знал, что шею ей сломал. Этого не должно было случиться!
Взмахнув пистолетом, я бью Джеймса по члену, затем хватаю его за шею и кричу ему в лицо:
— И ты думаешь, твоё признание что-то изменит? А?! — Я снова бью его в пах, на этот раз сильнее.
Он качает головой, хватаясь за своё дерьмо от боли.
— Нет! Блядь!
— Вот именно… ублюдок, тебе конец!
Глядя прямо в глаза, я стреляю ему в член, а затем в шею, наблюдая, как его жизнь и кровь медленно вытекают из него, пока он изо всех сил пытается вдохнуть. Никогда не думал, что так приятно наблюдать, как умирает человек. Но я ликую, видя, как он борется за свой последний вдох.
Приседая в луже крови, одной рукой я держу Оливию, а другой набираю «911».
— Служба «911». Что у вас произошло?
Я смотрю в стеклянные глаза Оливии, стиснув зубы до боли. Я едва могу говорить.
— Трое мужчин ворвались в мой дом, изнасиловали и убили мою невесту. — Я провожу пальцами по её глазам и закрываю их. — А потом я их убил.
Закончив звонок, я со всего размаха бросаю телефон в стену. Не могу пошевелиться. Я оцепенел. Руки дрожат: удерживая Оливию, я закрываю глаза и рыдаю над ней. Затем я кладу её на пол и складываю обе руки ей на округлом животе, целуя его. Гнев нарастает во мне при виде того, как кровь продолжает струиться по её ногам. Я понимаю, что с нашим ребёнком не всё в порядке. Так много крови, слишком много. Наша малышка, она должна была появиться через семь недель. Семь грёбаных недель, но у неё отобрали шанс на жизнь.