Крепкий ветер и волны силились опрокинуть тяжелую лодку на бок, но дядя Сема ставил ее против волн. Волны оскаливались, показывая свои бесчисленные белые зубы, грызли носовой конек, сползали и снова набрасывались на лодку.
— Одному делать неча — враз перевернет как щепку. Здеся надо тяжелым переправляться, — проговорил дядя Сема. — А вот к берегу ближе можно и облегчиться, выкинуть лишнее. — С этими словами он поднял меня за шиворот и, как щенка, выбросил за борт.
Этот жестокий на первый взгляд способ обучения плаванию был самым испытанным и верным среди селезневцев: учись плавать и закаляй характер. Селезневская пацанва была не пуглива и не боялась воды. Не минуло и меня водное крещение.
Тетя Лиза все-таки всполошилась:
— Ой да девка, подь ты к чомору, Сема. Ты в своем уме? Утопнет ведь.
— Ничо ему не сдеется, утенку, а плавать научится и смельчаком будет. Ишь как бултыхает.
Узнай встал передними лапами на борт и заскулил. Тонет хозяин — надо выручать. Он заперебирал лапами по борту, свесил голову и плюхнулся в воду.
— Хорош пес, лешак его замотай. На волка через год можно идти.
— Остудится Толька-то, Сема.
— Ничо, «церковным» отогреется.
Когда дядя Сема схватил меня за шиворот, я и не думал трепыхаться. Наоборот, даже интересно. Дядя Сема знает, что делает. В штанах и рубахе плыть куда тяжелее, чем голяком. Вниз тянет. А сильное течение само к берегу несет. Узнай — молодец, не бросил одного. Узнай, Узнай, Узнайка.
И вот уже щенок всхлипнул мне в плечо, прижал уши. Глаза серьезные — не до шуток.
Я измерил глубину — Узнай тявкнул, бросился ко мне и лизнул торчащую из воды ладонь.
— Е-е-еще чу-у-чуть. Все, — взял я щенка на руки. Оба дрожали — я от холода, собака от пережитого. Далеко нас отнесло, за стометровку.
Взрослые укутали меня в тулуп, дали ложку «церковного» вина кагора, и я уснул.
Я спал и видел несказанное, нерукотворное чудо — водные аллеи с купающимися в них длинноволосыми ивами.
Утром, проснувшись, я тихонько оделся и, улучив минутку, когда девчонки возились с велосипедом, взял весла, сушившиеся у плетня, и вместе с Узнаем отправился в дальний путь на Ишим.
Река неудержимо тянула меня к себе. Мне хотелось плавать и плавать по водным аллеям, легчать душой и телом в этой умиротворенной красоте среди непуганых птиц и созерцать жизнь бабочек и стрекоз, таинство подводного неспешного мира.
Как я намучился с тяжеленными веслами: зажав под мышки, я волочил их километров семь, то и дело отдыхая и укоряя щенка за то, что он ничем не может мне помочь. Только пополудни мы с Узнаем прибыли на место. Меня от изнурительней дороги разжарило, да и пес дышал часто и тяжело, высунув дрожащий язык.
— Узнай, пойдем искупнемся, куп-куп.
Щенок зевает, ляскает зубами, потягивается. Что ж, пойдем.
Я съезжаю по песчаному откосу к реке, зажмурившись, бросаюсь в воду. Узнай плюхается за мной.
Вода сняла жар и усталость. Кое-как, на шестой раз мне удалось, наконец, с помощью весла перевернуть лодку на дно. Веслом же я спихнул корму в воду.
Узнай запрыгнул в лодку, я стащил ее за цепь в воду и сел за весла.
Ветра почти нет — волны небольшие. Грести легко. Только лодку относит далеко к излучине. Придется под ивами скрести веслами дно. Здесь течение слабое.
Приближается шум переката, протока рядом. Опускаю весла на днище — теперь надо крепко держаться за ивы. Я подтягиваю лодку, перебирая ивовые ветки, как дядя Сема. Вот и протока. Но лодку надо ставить поперек переката, чтобы войти в протоку. Не хватает еще одного человека. Один бы держался за ветку, а другой работал веслами. Узнай, Узнай, почему ты не человек? Никакого от тебя нет толку.
Я привязываю таловой веткой носовую цепь. Как только лодка встанет поперек, я удароп весла перебью ветку и войду в протоку. Замахал веслами. Все — лодка поперек переката. Но я, потеряв равновесие, падаю. Ветка развязалась, и лодку понесло течением — она может перевернуться. Надо во что бы то ни стало поставить ее носом против течения, против ветра и волн.
Почуяв неладное, заскулил Узнай, лезет под руки. Спокойно, Узнай, не дрейфь, держи хвост пистолетом.
Лодку крутит как щепку и выносит на быстрину. Я вовремя перевалился к борту, на который набросилась волна, а то бы она нас опрокинула.
Кажется, и вес Узная имеет сейчас значение. Хорошо, что он такой сутунок — не доходяга.