— Не фанат Мексики? — Я дразню его и вижу, как напрягается его челюсть.
— Там достаточно мило, — говорит он более резким голосом, чем раньше, и я знаю, что снова зашла с ним слишком далеко.
— Ты когда-нибудь ездили куда-нибудь просто в отпуск? — Спрашиваю я с любопытством. — Просто для развлечения, не по делу?
Он тихо смеется, его лицо снова смягчается, совсем чуть-чуть.
— Не часто, — печально говорит он. — Раньше у меня не было времени. Синдикату не понравилось бы. А потом…
Его голос снова затихает, когда он замолкает, и я сижу там, наблюдая за ним по другую сторону огня. Я так много о нем не знаю. Так часто, я кажется, спотыкаюсь о тему, которая заставляет его замолчать, и я подозреваю, что это связано с его покойной женой. Все в нем интригует меня, заставляет желать его еще больше, узнать его не только физически, но и таким, какой он есть. Он старше меня, но это заставляет его казаться мудрым и сексуальным, это привлекает меня, а не отталкивает.
Он единственный мужчина, которого я когда-либо встречала, который заставляет меня чувствовать себя так.
— Это был долгий день, — наконец говорит Левин, когда мы заканчиваем есть. — Нам обоим нужно попытаться немного поспать.
Я киваю, разглаживая одеяло, которое мы использовали в качестве импровизированной кровати прошлой ночью, и укладывая поверх него то, которое я использовала ранее, теперь уже высушенное. Я бросаю на него взгляд и вижу его нерешительность. Я знаю, что он думает о том, чтобы снова лечь спать по другую сторону костра, на песке вместо того, чтобы быть так близко ко мне.
— Согреешь меня? — Тихо спрашиваю я и вижу, как на мгновение напрягаются его челюсти, прежде чем он кивает.
Он ложится рядом со мной на одеяло, натягивая верхнее на нас обоих. Я чувствую дюйм пространства, который он оставил между нами, как пропасть, намеренно не позволяя нам касаться друг друга, насколько это возможно, как будто он не уверен, что произойдет, если он хотя бы коснется меня. По иронии судьбы, от этого еще труднее подавить желание, бурлящее в моих венах. Я остро ощущаю, как он лежит позади меня, ощущаю теплый аромат его кожи, исходящий от одеяла, вспоминаю, как хорошо мне было прошлой ночью, когда он прижимался ко мне. Я хочу его так, как никогда ничего не хотела, и я чувствую, как это почти вибрирует во мне, пока мне не приходится сжать руки в кулаки у груди, чтобы не потянуться к нему.
— Елена? — Голос Левина доносится до меня из темноты, низкое бормотание. — Ты нервничаешь.
Я слышу вопрос в его голосе, и мне хочется рассмеяться. Я прикусываю нижнюю губу, не желая отвечать, но мгновение спустя я слышу его снова.
— Ты в порядке?
Я резко выдыхаю, чувствуя, как в груди поднимается чувство разочарования.
— Ты не можешь вести себя так, будто не знаешь почему. — Я тяжело сглатываю, напрягаясь рядом с ним, желая прикоснуться к нему так сильно, что это почти причиняет боль. — Я знаю, что ты знаешь.
— Мы не должны говорить об этом. — Его голос низкий и тихий, как будто здесь есть кто-то, кто может нас услышать. — Просто спи, Елена.
— Так ты знаешь. — Я внезапно поворачиваюсь к нему лицом, разочарование пульсирует во мне, пока я не чувствую, что могу взорваться от этого. — После того, что мы сделали на вечеринке, я не знаю, почему это так важно. Мы могли бы просто…
Я слышу, как он резко, коротко вздыхает.
— Это было для твоей безопасности, Елена. Это единственная причина, по которой все произошло на вечеринке. У меня не было другого выбора.
— А если бы у тебя он был? — Я не думаю, что он может видеть выражение моего лица даже при лунном свете, но я все равно смотрю на него. — Ты хочешь сказать, что ничего бы не сделал?
Наступает момент тяжелого молчания, и Левин глубоко вздыхает.
— Мне хотелось бы думать, что я бы этого не сделал, — говорит он наконец. — Честно, Елена? Я не могу сказать наверняка. Но сейчас я могу не заходить слишком далеко.
Я придвигаюсь немного ближе на одеяле, мое сердце бешено колотится в груди.
— Ты сказал, что хочешь заботиться обо мне, — шепчу я. — У меня есть кое-что, о чем мне нужно, чтобы ты позаботился.
Медленно я беру его руку, переплетаю свои пальцы с его пальцами и опускаю ее ниже, к краю моей рубашки, а затем еще ниже, между моих бедер.