— Вообще их от запалов отдельно держать должны… Не суть… И что теперь? Вот так всё бросим и уйдём ни с чем? Если хочешь — иди. А я буду с ящиками разбираться.
— Давай сначала всё тут осмотрим, а потом, когда уходить соберёмся, то займёмся и ящиками.
Тёма в тайне надеялся, что здравый смысл друга восторжествует над его старым хобби искать себе приключений на пятую точку. И даже уже пожалел, что позвал его в эту яму.
— Ладно. Они всё равно никуда не денутся. — Отозвался поумеривший охотничий пыл Хворостинин.
Артём мысленно выдохнул и стал осматриваться в комнате. Пошарив по углам, друзья нашли сломанный и сгнивший ящик с изъеденными ржавчиной остатками винтовок, что ещё более укрепило его решимость не трогать стопку, несколько старинных патронов и кучку истлевшей бумаги, бывшей когда-то керенками, по уверению опытного в таких вопросах дипломированного историка. Ничего существенного.
— Смотри сюда, братуха! Вот так они заколотили ход и вышли отсюда.
Хворостинин светил фонариком куда-то за стопку ящиков. Артем обернулся и увидел ещё один ход, перед которым была куча осыпавшегося грунта и кирпичей, из-за чего он был практически незаметен.
Чтобы пролезть в него, Славке опять пришлось немного попотеть с лопаткой. Но даже со стороны было заметно, что это ему только в радость. Наконец ход был откопан на достаточную величину, и Хворостинин, посветив фонариком, стал протискиваться в него.
— Ну что там? — Спросил Артём в пустоту лаза.
— Да всё норм, Тёмыч, не дрейфь! Тут ещё есть ящики. Лезь сюда!
Торопов нырнул в лаз и буквально через пару метров оказался в небольшой комнатке. Такой же, как и предыдущая. Возможно, что это вообще было одно помещение, разделённое толстой кирпичной перемычкой. Возле стены стояли всё те же ящики. Только нижний из одного штабеля совсем сгнил, рассыпав возле себя горсть патронов, и из-за этого весь штабель, кажется, грозил вот-вот обрушиться. В противоположном углу стояла лестница. Вернее, то, что от неё осталось. Посветив вверх, увидел над ней прогнувшийся внутрь ржавый люк. Скорее всего, он был засыпан сверху когда-то и забыт. И теперь вес грунта и ржавчина неумолимо ломали его крышку.
— А ты говорил — гранаты!
Он обернулся на Славкин возглас и оторопел. Тот абсолютно бесцеремонно вскрыл один из ящиков и с довольным видом рылся в содержимом. В свете фонаря одна за другой появлялись пачки старинных купюр.
— Смотри! А как упакованы — почти не испортились. Вот это я понимаю — улов!
Поставив светильник на соседний штабель, Хворостинин принялся деловито перебирать плотно завернутые в парафинированную бумагу пачки купюр разного размера. Деньги водопадом хлынули в его рюкзак.
— Значит так, слушай внимательно, повторять не буду, — белозубо улыбнулся счастливый кладоискатель, — самые дорогие и ценные для коллекционеров — купюры до 1912 года. Я тут глянул мельком — сохранность почти идеальная, если все срастется — сможем стать главными на этом рынке по всей стране. Тут, конечно, надо не суетясь действовать. Будем скидывать понемногу и в разных местах.
— Слушай, Вяче, а почему нужны банкноты именно до двенадцатого года?
— А, это просто, — быстро отозвался тот, продолжая сосредоточенно и сноровисто осматривать очередную пачку, — в годы Первой Мировой началась инфляция. Так что и купюр печатали больше. А после Революции вообще — гиперок. Знаешь, что самое смешное? Большая часть — процентов девяносто, не меньше — николаевских денег — даже и 1898 года и позднейших — реально напечатаны в семнадцатом году. При этом даты там стоят прошлых лет. И только номера серий отличаются. К слову, и большевики продолжали шлепать «царские деньги» до конца декабря 1917. Подписывал их некто управляющий Шипов. Самый цимес — это, конечно, банкноты номиналом от трехи до пятисотенной 1898 и 1899 годов выпуска. Спросишь почему? Как раз потому, что именно их и не копировали в семнадцатом году. Если отыщем сколько-то их в пачках, считай, будет бонус.
— Слушай, вот мы счас так дерибаним, а ведь это же серьезная находка по идее. Историческая. Откуда они тут, как думаешь?
— Грузите апельсины бочками. И не заморачивайтесь, мон шер.
Заметив требовательный взгляд друга и суровую складку, прочертившую его нахмуренный лоб, историк сменил тон и уже серьезно ответил напарнику.
— Здесь и керенки, и сибирки есть. Но их мы брать не будем — мусор, одним словом, в плане продажи — ни о чём. Очевидно, закладку сделали году в 1919, когда Омск взяли большевики в ходе осенне-зимнего наступления. Тупо не успели вывезти, а сдавать врагу не захотели. А мерзлый грунт фиг отковыряешь… Вот и вся любовь. Золото ушло с эшелоном, а банкноты скинули сюда — в тайный подземный ход, что успели. Бардак тогда царил невероятный. Так что не удивительно, что про них забыли. Или погибли те, кто знал, в круговерти войны или в том же Ледяном походе.