— Дядя, Владимир Исидорович, как же я вас рада видеть, — Еще издали начала она приветственно махать рукой и вымученно улыбаться.
— Здравствуй, Варвара Дмитриевна. Давненько не встречались, а ты все хорошеешь и хорошеешь. Все ли у тебя, племянница, слава Богу? — Огладив пышную седоватую бороду, спросил, подъехав поближе, казачий офицер. — Как сестрица моя поживает, Елена Георгиевна? — Еще раз оглядев взволнованную девушку, отметив и близко стоящего городового, и удерживаемого тем франта, он задал новый вопрос. — Не случилось чего? Нужна ли моя помощь?
— У мамы все хорошо, она будет рада, если вы заглянете к нам на чай. И да, дядя. Меня преследует этот обезумевший человек. И я никак не могу сама избавиться от него.
Обернувшись к ординарцу, он распорядился:
— Говоров, сопроводишь мою племянницу, мадмуазель Белозерову, куда она укажет и мигом назад. Понял?
— Есть! Как не понять, ваше благородие.
— Исполнять! — Обернувшись к Варе, Черкасов продолжил. — Варвара Дмитриевна, все будет в порядке. На днях заеду к вам. Поклон матушке.
— Благодарю вас, Владимир Исидорович, обязательно передам. Будем ждать.
— С Богом. В добрый путь.
Подождав, пока племянница и сопровождающий отойдут подальше:
— Охолони. — Жестко, тоном, не терпящим возражений и пререканий, приказал есаул. — Или ногайки отведаешь. Узнаю, что еще раз заступишь дорогу моей сродственнице, не сносить тебе, извощик, дурной головы. Пшел отсюда!
— Не пугай, не те времена нонче! — попытался огрызнуться гонористый поляк.
— Что ты сказал, курвин сын? — изумился есаул. — Да я тебя! — И, дав коню шенкелей, резво наехал на упрямого строптивца, силой удара отбросив на несколько шагов и едва не сшибив того с ног. Будь для разгона больше места, кто знает, глядишь, и зашиб, затоптал бы своим аргамаком наглеца до смерти… — Ну-тка, братцы…
Яшка, ошеломленный силой удара и быстротой расправы, растерянно и молча стоял, потирая ушибленную грудь, не понимая, что делать.
Черкасов, видя, что щеголеватый и расфуфыренный мужик не желает слушать приказа, уже собрался приказать казакам схватить и отвезти строптивца для начала в кордегардию, где уже без лишних сантиментов от души выписать плетей за неподчинение воинскому начальству.
Но тут Оснецкий, словно очнувшись, весь как-то сгорбился, заметно побледнел, разом растеряв наглый и самоуверенный вид. Пятясь, он отступил еще на несколько шагов.
— Так-то лучше. — Заметив перемену в кучере, удовлетворенно отметил есаул, давая знак своим бойцам, уже готовым скрутить хама, остановиться.
Якуб, с бессильной злобой блеснув налитыми кровью глазами, на этот раз промолчал в ответ. Развернувшись, он медленно побрел по дороге к оставленной в подворотне пролётке, загребая еще недавно блестящими штиблетами уличную пыль. На душе его было пусто и черно.
— Ежли моей не будет, то и ничьей! — Дал он себе жестокий и страшный зарок.
Есаул, дождавшись, пока дебошир скроется в арке ворот, на прощание, бросив исполненный презрения взгляд на стоящего поодаль и никак себя не проявившего городового, пригрозил тому плеткой:
— Трус хуже изменника.
И дав резвому коню шенкелей, завернул поджарого гнедого аргамака на Шпрингеровскую*, в сторону Крепости.
Казаки патруля стройной колонной последовали за своим командиром, скаля зубы в ухмылках и насмешливо поглядывая на незадачливого жениха и пристыженно опустившего голову стража порядка.
*Прайвеси — все аспекты частной жизни, индивидуального бытия человека: интимный мир, сферу личных отношений, неприкосновенность частной переписки, дневников и т. д.
*Шпрингеровская — ныне Партизанская. Одна из старейших улиц города, идущая от берега реки прямо в центр Омской крепости.
* Sie haben mich und meinen Salon kompromittiert. — Вы скомпрометировали меня и мой салон (нем.).
Егор, в очередной раз успев бойко расторговать весь запас газет в своей укладке, как раз собирался бежать за новой пачкой, когда увидел вылетающую из лавки мадмуазель Белозерову. Он, было, окликнул ее и даже для верности помахал ей рукой, но она все равно его не заметила.
Удивившись такому повороту дел, парнишка уж было хотел обидеться на прежде неизменно приветливую и добрую барышню, но тут увидел бегущего за ней следом Яшку-лихача с изрядным, пусть и замазанным пудрой бланшем на щеке.
Дальнейшее Егор наблюдал стоя совсем близко и готовый в случае крайней необходимости встать на защиту Варвары Дмитриевны, хоть и понимал всю тщетность и даже опасность такого вмешательства, и в который раз попеняв себе на собственную тщедушность и слабосилие.