Но вернемся к делу. У меня есть немного желатина, который нужно засунуть в горла
нескольких детишек. Мне только нужно попасть за угол и я...
Шиплю и прижимаюсь к стене. Мимо проходит группа интернов, которые несут кофе. Я
быстро подавляю порыв стать радикальной. Безусловно, я хочу скользить за ними по полу в своих
тапочках, как Джеймс Бонд, тихо и плавно, но я также хочу увидеть детей. Слишком многое зависит
от этого. Поэтому я, как прихрамывающий, первоклассный обычный шпион крадусь за ними, делая
при этом пируэты.
И именно тогда я слышу это. Такой звук, словно где-то вдалеке умирает кот, но когда я все
ближе и ближе подхожу к детскому отделению, понимаю, что это человек. Кто-то кричит, будто его
разрывают на части. В пустом коридоре это звучит невероятно жутко, и я начинаю думать, что,
возможно, моя жизнь превратилась в фильм ужасов, и девочка с длинными, черными волосами
увеличит мой телефонный счет, поскольку позвонит мне сказать, что я умру через семь дней, но
затем позади меня раздается шарканье шагов, и я прячусь за каталкой. Наоми и несколько медсестер,
задыхаясь, торопятся на крик.
– Кто забыл проверить ее показатели? – спрашивает одна из медсестер.
– Никто не забыл. Фенвол сказал полностью игнорировать изменение, – пыхтит Наоми. – Но
вместо этого кто-то обязан был дать ей Паксил8. Триша?
– Это не я! – настойчиво утверждает Триша. Первая медсестра вздыхает.
– Господи, Триша, опять...
– Вы знаете, как сложно ее убедить принять таблетки? Когда она такая? – шипит Триша.
– Ты хотя бы позвонила ему?
– Конечно! Он единственный, кто может ее успокоить...
Они пробегают мимо и оказываются вне пределов моей слышимости. Должно быть, они
говорили о другой Софии. Льстивая, которую я знаю, всегда слушает медсестер. Они ее любят. Она
точно никогда не отказывалась принимать лекарства.
Я медленно подхожу ближе к двери, из которой доносится крик. Медсестры закрыли ее, но
сквозь стены все слышно.
8 Паксил – антидепрессант, селективно уменьшающий нейрональный обратный захват 5-гидрокситриптамина.
Влияет на патогенетическое звено возникновения депрессии, устраняя дефицит серотонина в синапсах нейронов мозга.
32
LOVE IN BOOKS|ЛЮБОВЬ В КНИГАХ
– Почему ей разрешили уйти? – раздается крик. – Почему ей разрешили, а мне нет? Я хочу
уйти! Отпусти меня! Не трогай меня! Убери от меня свои руки, грязная сука!
Я узнаю этот голос. София. Но это не может быть правдой. София не может так грубо и
жестоко разговаривать...
– Я ненавижу ее, я ненавижу всех вас! Я чертовски ненавижу тебя! Отойди от меня! Оставь
меня в покое!
Все слова звучат так неправильно. Я тихонько всматриваюсь из-за угла в крохотную щель
окна, которое незащищено занавеской. Мне видно совсем немного: ноги Софии, колотящие по
кровати, пока медсестра пытается ее удержать. Вижу, как подходит Наоми со шприцом в руке.
София борется, ее кровать трясется, поскольку она сильнее бьет по ней ногами. А затем ее ноги
двигаются медленнее. Крик становится более тихим, хриплым, я едва слышу ее через стекло.
– Пожалуйста, – всхлипывает София. – Пожалуйста. Я хочу, чтобы Талли вернулась.
Пожалуйста, просто верните мне Талли.
Одна из медсестер направляется к двери. И я отступаю за угол. Сколько бы любопытство ни
сжигало меня изнутри, я не могу больше подслушивать, а то окажусь в дерьме поглубже, чем
смотритель слонов в цирке. Я поднимаюсь по лестнице, которая ведет в детское отделение, не
оглядываясь назад. Беспорядок, который устроила София, является идеальным прикрытием – у входа
даже нет охранника. Спальная комната заставлена кроватями; на каждом изголовье красуются
наклейки и разноцветные рисунки губкой. Игрушки и книги кучей лежат на полу, а мягко
попискивающие мониторы светятся в темноте.
Джеймс первым замечает, что я пришла. Он садится и тихонько шепчет:
– Айсис? Это ты?
– Да, – шепчу я. – Привет.
Он показывает на мою грудь, его лысая голова сияет в слабом свете от монитора.
– Что у тебя с грудью?
– У меня всегда были такие формы!
Джеймс закатывает глаза. Я смеюсь и сую ему стаканчик с желе. Он открывает упаковку и
выхлебывает его залпом. Я медленно подхожу к кровати Миры и аккуратно помещаю желе на ее лоб.
Она сонно открывает глаза и стонет:
– Айсисссссс. Холодно же.
– Тогда поторопись съесть его.
Они нетерпеливо набивают сахаром свои рты, а я прочищаю горло, пытаясь подобрать слова
для прощания.
– Слушайте, – произношу я. – Меня завтра выписывают.
– Ты уходишь? – фыркает Мира.
– Да. Мне стало лучше, – улыбаюсь я. – Прямо как вы и хотели.
– Я не хочу.
– Ты хочешь. Хочешь и не смей позволить мне поймать тебя на том, что это не так.
– Ты будешь навещать нас?
– Небо светло-голубого цвета? Конечно же, буду! – я даю ей щелбан. – Вместе с игрушками.
Я собираюсь принести несколько крутых, новых игрушек на твой день рождения и на день рождения
Джеймса, и на день рождения Мартина Лютера Кинга, и на мой день рождения, потому что, если
честно, эти потрепанные, маленькие, подержанные игрушки не соответствуют вашему титулу.
Мира ухмыляется. В коридоре зажигается свет, и я ныряю за ее кровать.
– Охранник! – восклицаю я. – Дерьмо! Хватаем грибы. Шиитаке9.
– Шиитаке, – повторяет Джеймс. Я даю ему подзатыльник.
– Эй! Это плохое слово.
– Но это гриб! Нет ничего плохого в грибах!
– Ты играл в Марио? В грибах всеплохо.
– Он идет сюда, чтобы проверить, – шипит на меня Мира. Охранник так близко, что я слышу
бряцание его ключей.
9 Шиитаке – древесный съедобный гриб, который стал прообразам для злого, плотоядного гриба – гумба в игре
«Марио».
33
LOVE IN BOOKS|ЛЮБОВЬ В КНИГАХ
– Ладно, все успокоились. Не паникуем. Огосподичтояделаюсосвоейжизнью. Не паникуем!
– Мы не паникуем! – настаивают они вместе.
– Точно! Хорошо! – выдыхаю я через нос и бросаюсь к окну. Мне всегда было сложнее
спускаться вниз, чем залезать наверх, но это единственное место в комнате, где можно спрятаться;
каждый предмет мебели здесь предназначен для ребенка, поэтому очень маленький. Я открываю
окно и прыгаю, зацепляясь кончиками пальцев за подоконник. Мои конверсы скребут по цементной
стене, холодный, зимний воздух пощипывает мою задницу, которая висит в четырнадцати футах над
верной смертью, ну, или, по крайней мере, над сломанными коленными чашечками. В полнейшей
тишине скрипит открывающаяся дверь. Детки хорошо притворяются спящими.
– Кто оставил окно открытым? – слышу я бормотание охранника. Мое сердце взмывает до
горла. Он подходит, а я молюсь любому Богу, который меня слушает, чтобы охранник не заметил
мои пальцы. Должно быть, на этот раз я молюсь правильно! Он вообще не замечает моих пальцев!
Вместо этого просто любезно закрывает окно, сталкивая их с подоконника. Я хватаюсь за оконный
карниз, но он невероятно крошечный и скользкий, я борюсь, мои руки болят...
Я могу думать только о том, как упасть настолько элегантно, чтобы мое тело не выглядело
глупо, я пересмотрела миллион криминальных телепрограмм и, честно говоря, экзистенциалистская
паника не является причиной не попытаться сгруппировать свое тело в последний момент так, чтобы
при падении оно приняло эффектную позу. Это же ваша последняя поза! У вас есть моральное
обязательство сделать ее потрясающей! Ну, или, по крайней мере, не отвратительной.