отвечай на это. Я совершенно ненормальная. Я дефектная. Ты только притворяешься дефектной, а я
ей являюсь на самом деле. Так что вперед! Повтори мне еще раз свою притворно-скромную фигню.
Давай!
В кои-то веки я молчу. Никакие остроумные ответы не проносятся в моей голове. Никаких
возражений, никаких шуток. Все, что я могу делать – просто сжимать кулаки и дрожать.
– Мда, так я и думала, – улыбается София. – А теперь уходи, пока меня на тебя не вырвало.
Я подхожу к двери и оборачиваюсь. София следит за каждым моим шагом, ее тошнотворная
улыбка не увядает. Но я не могу оставить все как есть. Она мне нравится. Такая, какая есть.
Серьезно.
– После операции ты тоже будешь нормальной. И мы должны… если ты не будешь по-
прежнему меня ненавидеть, мы должны пойти… по магазинам. Выпить. Ну, или что-нибудь еще.
Что-то, что делают обычные девушки. Поскольку я считаю… считаю, что мы могли бы подружиться.
– А я нет, – легко отвечает София. – Теперь убирайся и больше никогда сюда не возвращайся.
– Это то, что ты всегда делаешь, – парирую я, мой голос становится тверже. – Ты
отталкиваешь людей прежде, чем они оставят тебя. Ты сделала это с Эйвери, и, вероятно, не без
оснований. Но ты все-таки это сделала. И теперь ты делаешь это со мной. Что ж, прекрасно, но я
знаю, каково это. Знаю, каково быть одинокой и напуганной. Знаю, каково не желать, чтобы кто-то
тебя оставлял.
Улыбка на лице Софии застыла, но теперь она подобна картине, вместо настоящих чувств,
скрывающихся за ней. Фасад.
– Тридцать восемь процентов, – произносит она.
– Что?
– Такова вероятность, что мне удастся пережить операцию. Тридцать восемь процентов. А без
операции, у меня останется только два месяца. – Я молчу. София скрещивает руки и откидывается
назад, ее улыбка увядает. – Нет, Айсис. Ты не знаешь, каково это. Ты и понятия не имеешь, каково
это – ждать смерти. А теперь уходи. Оставь меня в покое.
***
Я в жизни не была так счастлива видеть свой дом.
Ну, за исключением того раза, когда Кайла отдала мне свой буррито, а потом Рен дал мне
свой, так что в итоге я съела три буррито, после чего я сидела на алгебре интенсивно думая о
туалетах, мда, я в жизни не мчалась домой настолько быстро.
Исчадие ада первым приветствует меня, когда я захожу в дом. Он выбегает из-за угла, и я
несусь к нему, готовая задушить его в объятиях чистой любви и дружбы. А он в ответ грызет мои
лодыжки.
– Ай! Ай, больно же, ты, маленький засранец! – шиплю я. Исчадие ада шипит в ответ.
– Ах, только посмотри! Он так по тебе скучал, – говорит мама, когда входит за мной.
– Скучал по мне или по возможности съесть мои шнурки?
Мама хихикает. Наверху я сбрасываю свой рюкзак; моя комната ощущается такой чужой. Она
пахнет настолько странно по сравнению со слабым запахом анестезии и белизны, к которым я
привыкла. Я плюхаюсь на кровать и пялюсь на потолок. Кто знал, что я могу так сильно скучать по
куску штукатурки?
Мисс Маффин, плюшевая панда, вяло поникла. Я кладу ее себе на грудь и крепко обнимаю,
43
LOVE IN BOOKS|ЛЮБОВЬ В КНИГАХ
выдавливая из нее китайскую набивку.
– Я вернулась.
Я смеюсь над собственными словами.
– Я действительно вернулась.
Запах какой-то вкуснятины доносится наверх и выталкивает меня из постели. Он пикантный?
Сырный? На кухне мама достает из духовки лазанью.
– Ты сама ее приготовила? Для меня?
– Я купила торт, – смущенно улыбается мама. – Но нет, не я ее приготовила. Кое-кто… кое-
кто очень милый ее сделал, а затем принес.
Она накладывает мне тарелку и уговаривает поесть. Я откусываю, и вкусы лазаньи
взрываются во рту. Это лучшее, что я пробовала за последнее время – с больничной пищей фиг
сравнится. Черт, да настоящему итальянскому ресторану будет сложно превзойти это блюдо.
– Это… кто это приготовил?
– Тебе нравится? – откусывает мама лазанью. – Я думаю, она очень вкусная.
– Хм, я своего рода мастер по уклонениям, мам, а ты пахнешь, как целых пять уклонений! Кто
тебе это принес?
– Джек, – хмурится она.
Я смотрю на лазанью, затем снова на нее, потом опять на лазанью, прежде чем бегу в ванную
и пытаюсь засунуть пальцы в горло.
– Милая! – барабанит в дверь мама. – Что ты делаешь?
– Он ее отравил! – кричу я сквозь пальцы. – Съешь немного хлеба и «Пепто-Бисмол»10, чтобы
замедлить распространения яда в крови!
– Не говори глупости, Айсис!
– Мм? – я распахиваю дверь. – Разве я не сообщала тебе последней информации о том, какой
он подлец? Он изменял своей девушке, а в последние две недели он практически бросил ее, и он
ненавидит меня…
Хмурый взгляд мамы становится абсолютно убийственным. Она хватает меня за ухо, как
делала, когда я была маленькой и, выкручивая, тянет меня обратно к столу.
– Ай, ай, ай, ай, ОНИ МНЕ НУЖНЫ, ЧТОБЫ ДИФФЕРЕНЦИРОВАТЬ ЗВУКИ.
– Ты сядешь и будешь есть это блюдо, и, ей-богу, ты съешь все до последнего кусочка.
– Он отравил…
– Он ничего не отравил! – восклицает мама, ударяя по ней вилкой. – С тех пор как ты попала в
больницу, он был только добрым и внимательным. Джек приносил мне еду почти каждый вечер и
проверял как я, и хотела бы тебе напомнить, что именно он спас тебя, Айсис. Так что ты будешь
почтительной и съешь ее, и я больше не желаю слышать твоих жалоб по этому поводу.
Я вздрагиваю. После долгого соревнования по переглядыванию с куском сыра, я беру его и
медленно кусаю. Только тогда мама чуть-чуть расслабляется и начинает есть свою порцию. Что-то
вроде обиды пускает корни в моем сердце, но я быстренько подрезаю это дерьмо. Она и понятия не
имеет, кем на самом деле является Джек, черт, да я и сама едва это знаю. Так что, естественно, она
будет его защищать.
Где-то между нашими ломтиками немного черствого магазинного торта, мама разрушает свое
суровое молчание одинокой слезой, которая шлепается на скатерть, и тогда она прячет свое лицо в
ладонях.
– Прости, Айсис. Боже, я так сожалею.
Я встаю, подхожу к ней сзади и обвиваю руками ее шею, проложив щеку на мамины лопатки.
Я вижу судебные документы и заявления полиции, сваленные в кучу на журнальном столике в
гостиной. И среди них мои медицинские счета.
– Все в порядке, – шепчу я. – Все будет хорошо. Обещаю.
10Пепто-Бисмол – лекарственный препарат от диареи, очень хорошо помогает при отравлениях, в том числе и
алкогольных, изжогах, несварениях и похмелье.
44
LOVE IN BOOKS|ЛЮБОВЬ В КНИГАХ
– 6 –
3 года
26 недель
3 дня
На Ист Саммит Хай могли бы сбросить ядерную бомбу и ничего бы не изменилось. Кроме
стадиона. И, может быть, немного подпортилась бы архитектура. Но еда пережила бы ударную
волну, поскольку я на девяносто девять процентов уверена, что она состоит из мяса тараканов, и
миссис Борш осталась бы стоять, ведь, давайте говорить начистоту, все знают, что эта женщина
тайный агент Холодной Войны, генетически модифицированный так, чтобы пережить настолько
незначительные вещи, как быстрая атомная декомпрессия.
Когда я заезжаю на парковку, Кайла ждет меня на обочине. Она бросается ко мне и, несмотря
на то, что кто-то чуть ее не сбивает, мы обнимаемся.
– Ты жива!
– Косвенно, – смеюсь я. Она пахнет кокосом и слезами каждого мальчика, у которого никогда
не будет шанса быть с ней. Это как возвращение домой. Ощущать ее объятия гораздо лучше, чем