свинцовое.
Там, у дерева установлен деревянный крест, а у подножия креста небольшая груда камней.
– Это... – Кайла тяжело сглатывает. – Это...
– Могила, – заканчиваю я. – Да.
Она останавливается, застыв на месте, а я осторожно подхожу к могиле и опускаюсь на
колени рядом с ней. Деревянный крест – самодельный, кто-то просто скрепил две толстые ветки
бечевкой, однако он выдержал проверку временем. Кора разложилась, и осталось только белое,
выцветшее дерево. Если посмотреть под правильным углом, то белый цвет можно легко увидеть
через деревья, да и от озера. Хотя, кто бы ни сделал эту могилу, он определенно знал свое дело.
Вероятно, камни уберегали тело от животных, которые могли выкопать его и съесть.
Могила очень маленькая.
Я уже знаю, что находится внутри. Но этого недостаточно. Я должна увидеть это
собственными глазами. Так что я начинаю убирать камни.
– Айсис! Что ты делаешь? Прекрати!
– Возвращайся к машине, Кайла, и жди меня там.
– Ты не можешь просто... не можешь просто взять и раскопать...
Я оглядываюсь на нее через плечо.
– Истина находится прямо здесь, Кайла. Я должна знать. Поэтому возвращайся к машине и
жди меня. Притворись, что я этого не делаю.
Кайла зажмуривается, но не двигается. Я один за другим скидываю камни, затем беру плоский
камень и начинаю копать мягкую землю. Когда раскапываю глубже, слышу, как Кайла начинает
рыдать. Ее плач эхом раздается по лесу, и каким-то образом я понимаю, что это не первые
человеческие слезы, который видят эти деревья. Мои руки болят, пальцы горят, а кутикулы
разорваны, и оттуда течет кровь, смешиваясь с грязью, но я не могу остановиться. Я не смогла бы
остановиться, даже если бы захотела. Уже на фут разрыла. Два фута, три фута, а затем...
Затем грязь распадается и из-под земли появляется крошечный кусочек розового одеяльца.
Моя кровь капает прямо на него. Я копаю быстрее, но гораздо осторожнее и только вокруг свертка,
который начинает приобретать форму. Когда раскапываю его полностью, медленно вытаскиваю,
стряхивая грязь, затем кладу на землю, покрытую сосновыми иголками, и раскрываю его. Одеяльце
заколото булавкой, но она давно проржавела и легко открывается, края жесткой ткани распадаются,
словно покрытый коркой, древний цветок, раскрывая свою сердцевину.
Слева от себя я чувствую тепло, исходящее от Кайлы, ее любопытство определенно
преодолело отвращение. Но как только одеяло раскрывается, слезы из ее глаз начинают литься
гораздо сильнее, чем когда-либо, и она отскакивает, словно обожглась.
– Нет. Нет, нет, нет, – плачет она. – Нет. Нет, НЕТ!
На меня невероятно маленькими и черными глазками смотрит крошечный скелет, который так
никогда и не увидел свет. Я совершенно в этом уверена. Пять месяцев? Может шесть, но я могу лишь
предположить. Рядом со скелетом лежит маленький браслет с выгравированной надписью. Я
дрожащими пальцами поднимаю его.
« Таллула»
Кажется, я смотрю на это имя часами. Днями. Таллула.
Коротко: Талли.
***
Звуки подвального помещения оглушают меня в ту же секунду, как я захожу. «Хвост Быка» –
определенно нехороший бар и далеко не самый приличный: углы покрыты опилками, мочой и
рвотой, однако это именно то, что я ищу.
Это именно то место, где умирают надежды людей.
Субботней ночью он забит доверху. Мужчины шатаются и ржут в свое пиво или виски,
неприятный запах пота и затхлого арахиса моментально режет обоняние. Рок-музыка орет из
скрипучего музыкального аппарата в углу, а дрожащий экран плазменного телевизора над баром
показывает игру, которая, кажется, интересует, лишь часть постоянных посетителей. Бармен –
66
LOVE IN BOOKS|ЛЮБОВЬ В КНИГАХ
женщина в возрасте с когда-то блестящими, светлыми волосами и невероятно красивой внешностью,
однако годы посвистываний в знак восхищения и хватаний за задницу изнурили ее, превратив в
бледную пародию.
– Что будете? – кидает она в мою сторону полусекундную, неестественную улыбку.
– Два шота самого крепкого. И джин-тоник со льдом.
– Удостоверение? – спрашивает она. Я достаю его, и она кивает. – Хорошо. Секунду.
Я жду. Я здесь единственный без пуза, так что женщины начинают меня замечать. Хорошо.
Это сделает все гораздо легче.
Бармен возвращается с моими напитками, и я выпиваю их так быстро, как могу.
– Эй, – произносит мужчина слева от меня. – Ты слишком молод, чтобы так напиваться.
– Ты слишком стар, чтобы так надоедать.
Он смеется, но это не смех из-за обиды. Это веселый смех. Я смотрю на него: твидовый
костюм покрывает достаточно крепкое тело. И я вспоминаю, что он шел за мной по тротуару. Он не
толстый, на самом деле совсем наоборот. У него широкие плечи и неплохие мышцы. Он сидит
идеально прямо, но расслабленно. Его правый указательный палец и сухожилия, переходящие из
него в руку довольно мощные – классический признак человека, имеющего дело с огнестрельным
оружием. Военный – несомненно. Его волосы седые и редкие, также как и усы, а темные глаза
блестят.
– Люди так напиваются только по двум причинам: чтобы что-то вспомнить или что-то забыть,
– говорит он.
– Да ты просто гений тавтологии, – усмехаюсь я. Джин и водка горят на моем языке.
Женщины начинают действовать, и я тщательно выбираю свою цель. Это должен быть кто-то
достаточно глупый, чтобы предположить обо мне самое худшее. А это означает, что подойдет любой
пьяный мужик.
– Это девушка, не так ли? – спрашивает военный. Я не удостаиваю его ответом. – Она
привлекательная?
Я молча вращаю оставшийся в стакане лед.
– Значит она некрасивая, – продолжает он. – Должно быть, совершенно омерзительна.
– Нет, – резко произношу я. – Не то, чтобы это имеет значение, но нет.
– Не то, чтобы это имеет значение? – давит он. Я молчу. Он хочет вывести меня на разговор,
но алкоголь быстро ударяет в голову, и мне больше нечего терять.
– Я считаю ее привлекательной, – морщусь я. – Не то, чтобы она симпатичная. Нет, она,
конечно, симпатичная, но это еще не все, кем она является.
– Конечно, нет. В противном случае ты не был бы здесь из-за нее, пьяный и с невнятной
речью.
Я отправляю стакан обратно бармену и смотрю на мужчину. Он слегка улыбается, обернув
пальцы вокруг стакана бурбона со льдом. Каким-то образом молчание мужчины раздражает гораздо
сильнее, чем его слова, так что я прерываю затянувшуюся паузу:
– Мужчины любят классифицировать женщин, – я презрительно кривлю губы. –
Расфасовывают их по маленьким, подходящим коробкам с надписями: «горячая», «милая» или
«красивая». Для них так легче, но не для меня.
– Значит, она особенная, – подводит он итог. – Она не относится ни к чему из этого?
– Она все это, – говорю я слишком быстро, что мне абсолютно не нравится. – Гораздо больше,
чем все это, и в то же время ничего из этого. Она именно та, кто она есть, ни больше и ни меньше. Но
говорить все это сейчас совершенно бессмысленно.
– Она тебя бросила?
– Она сказала не лезть в ее жизнь.
– И вот ты здесь, забрел в захолустный бар с целью подраться с кем-то лишь для того, чтобы
выпустить пар.
Я, прищурившись, смотрю на него.
– Я живу достаточно долго, чтобы узнать лицо того, кто ищет драку, – произносит он не
переставая улыбаться. – Также я знаю лицо того, кто знает, что значит драться, – при этих словах
темные глаза мужчины становятся нечитаемыми. – И я определенно знаю лица людей, которые в
глубине души, даже себе не признаваясь в этом, наслаждаютсядракой.