Выбрать главу

Мать нашла ему такую же крохотную комнатку, но теперь он был в ней один, и когда он вступил во владение этой конуркой на Лент-стрит, где позже поселил Боба Сойера из «Пиквика», эта конурка показалась ему райским пристанищем. Не было противной старухи и случайных сожителей. Можно было выплакаться всласть, когда после скудного обеда — нередко это был кусок хлеба с сыром — приходилось по возвращении домой укладываться спать, размышляя о том, что нет никакой надежды вырваться из мира отверженных.

Отверженных… Мальчик чувствовал себя одним из них; в эти тяжелые одинокие вечера казалось ему, что жизнь для него кончена.

Теперь ему приходилось вставать еще раньше, чем прежде. Когда мать и младшие дети переехали в тюрьму к мистеру Джону Диккенсу, он шел завтракать в Маршельси до работы. Он должен был попасть в в тюрьму, как только открывались тюремные ворота, и из Маршельси мчался на Стрэнд, в заведение Лемертов.

Так шли дни и недели. И один день был похож на другой, и не видно было никакого выхода. К этим дням он не раз возвращался в своих снах, когда стал Чарльзом Диккенсом. И, просыпаясь, он забывал, что у него уже есть жена и дети, что имя его известно в Европе и в Америке, и все еще перед ним мутнело грязное окно и перед окном стоял стол с баночками из-под ваксы, а у этого стола, сгорбившись, сидел он, и баночки из-под ваксы метались по столу, как сумасшедшие.

8. О мальчике вспомнили

Как-то вечером, в конце мая, после работы он брел в Маршельси. Ему нездоровилось. Может быть, потому было еще тяжелей на душе. Он вошел в знакомые ворота после обычных опросов тюремной стражи, пересек двор, поднялся в третий этаж, не обращая внимания на слишком знакомые фигуры постояльцев Маршельси, шныряющих в коридоре. Приближаясь к двери, за которой обитал мистер Джон Диккенс с семьей, он услышал смех и громкие голоса в камере. Давно он не слышал в семье смеха.

Он постучал в дверь. На пороге показался улыбающийся отец. И тут же сообщил, что скоро покидает тюрьму.

Кто заплатил долги за мистера Джона Диккенса? Почему благодетель сжалился над ним и «невинными малютками» только теперь?

Нет, он, Джон Диккенс, не обязан никакому благодетелю. Он получил маленькое наследство, вот и все. Не благодетель пришел ему на помощь, но благодетельный случай. Наследство было совсем маленькое, от какого-то дальнего родственника. Но от кого — Чарльзу он не сказал.

Через несколько дней мистер Джон Диккенс покинул Маршельси.

Расположение духа у него было прекрасное. Он снова вернулся на службу в адмиралтейство; теперь, после такого испытания, он, конечно, будет расчетлив и не позволит себе жить не по средствам. Квартиру надо снять в самом дешевом районе, хотя бы в том самом пригороде Кемден Таун, где они жили до той поры, пока ему не пришла в голову эта злосчастная идея открыть пансион для девиц.

И семья поселилась на Джонсон-стрит в Кемден Тауне, в том доме, куда Чарльз Диккенс поселил четверть века спустя семью Микобера и где дал ему в жильцы Трэддльса.

Если бы мистер Джон Диккенс не был так погружен в те переживания, которые принесло ему освобождение из тюрьмы, он должен был бы заметить настороженный взгляд Чарльза всякий раз, когда они виделись после возвращения мальчика с работы. Но мистер Диккенс не замечал этого взгляда.

Чарльз ждал. Он ждал, что отец сообщит о своем решении взять его от Лемертов. Он ждал молча и понапрасну. Казалось, что мистер Диккенс вполне удовлетворен положением дел. В самом деле, разве у него не способные дети? Чарльз, например, быстро продвигается к преуспеянию, и не за горами тот день, когда он станет крупным промышленником и коммерсантом. А дочка Фанни — талантливая музыкантша, за свою игру на фортепиано она удостоилась премии, которую присудила ей Королевская музыкальная академия, где она продолжала обучаться. И перед ней открывается прекрасное будущее.

Знакомые Диккенсов были совершенно согласны с такой оценкой Чарльза и Фанни. Перед обоими открываются широкие горизонты на жизненном пути.

Впрочем, широкие перспективы открывались покамест перед Фанни — только перед ней.

Нет, не зависть к сестре заставила Чарльза рыдать, когда он шел домой из Музыкальной академии после вручения Фанни премии за успехи в музыкальном образовании. А когда он укладывался в тот вечер спать, он молился особенно горячо о том, чтобы кто-нибудь пришел ему на помощь и вытащил из бездны унижения и оторвал от ненавистных банок с ваксой Уоррена.