Издатели «Морнинг кроникл» учредили приложение к газете — «Ивнинг кроникл», редактором которого стал политический и музыкальный обозреватель «Морнинг кроникл», журналист и критик Джордж Хогарт, сразу предложивший Бозу регулярно писать рассказы или очерки за два фунта в неделю. К этому времени Чарлз с выдуманных историй перешел к документальным зарисовкам — их потом издадут под общим названием «Очерки Боза». У него прочно выработалась привычка часами бродить по Лондону, иногда ночью: «Большой город неугомонен, и смотреть на то, как он ворочается и мечется на своем ложе, прежде чем отойдет ко сну, — одно из первых развлечений для нас, бесприютных», — об этом он и рассказывал, и у него уже складывался свой стиль.
«Холодом печали и запустения веет от безлюдных улиц, которые мы привыкли в другое время видеть заполненными шумной, бурливой толпой, от притихших, наглухо закрытых зданий, где день-деньской кипит жизнь, — и уже это одно поражает воображение. Последний пьяница, который еще доберется до света домой, только что прошел мимо заплетающейся походкой, горланя припев вчерашней застольной песни; последний бездомный бродяга, которого нищета выгнала на улицу, а полиция не удосужилась оттуда убрать, забился, дрожа от холода, в какой-нибудь угол между каменных стен, чтобы хоть во сне увидеть тепло и пишу. Пьяные, распутные, отверженные скрылись от человеческих взоров; более трезвые и добропорядочные жители столицы еще не восстали для дневных трудов, и на улицах царит безмолвие смерти; она как будто сообщила им даже свою окраску, до того холодными и безжизненными кажутся они в сером, мутном предутреннем свете. Пусты стоянки карет на перекрестках; закрылись ночные трактиры; и ни души на панелях, где выставляет себя напоказ жалкий разврат. Лишь кое-где на углу стоит полицейский, вперив скучающий взгляд в пустую даль проспекта; да какой-нибудь гуляка-кот, украдкой перебежав через улицу, спускается в свой подвал — прыг на кадку с водой, оттуда на мусорное ведерко и, наконец, на каменную плиту перед черным ходом — и все так осторожно и хитро, точно его репутация навеки погибнет, если кто узнает о ночных его похождениях. Там и сям приотворено окошко в спальне — погода стоит жаркая и от духоты плохо спится; да изредка мигнет за шторой ночник в комнате томимого бессонницей или больного».
Ближе к концу года Хогарт стал приглашать Чарлза к себе на музыкальные вечера и ужины. Хогарты, как и Биднеллы, стояли на социальной лестнице гораздо выше Диккенсов, но в их интеллигентной семье этому значения не придавали. У них было десять детей, самую младшую девочку сорокалетняя Джорджина Хогарт только что родила, а другим дочерям было 19, 15 и 7 лет: громадную роль в жизни Диккенса сыграют все три, но ухаживать он стал, естественно, за старшей, Кэтрин.
Биографы единодушны: он ее «по-настоящему» не любил. Фред Каплан[9]: «Сформированный холодностью его матери, затем отказом Марии, Чарлз искал женщину, для которой он будет центром мира, женщину, чьи чувства и действия вращались бы вокруг его потребностей. Он также хотел семью, которая обеспечит близость и стабильность, каковых в его собственной семье недоставало». Клэр Томалин[10]: «Он видел в Кэтрин привязчивость, покладистость и физическую привлекательность и вообразил, что любил ее. Она не была умна, как его сестра Фанни, но это, возможно, было частью ее очарования: глупенькие женщины в его книгах обычно желаннее, чем умные, компетентные. Он хотел быть женатым. Он не хотел иметь жену, которая разбудит его воображение».