Выбрать главу

Осенью Диккенс работал над «Станцией Мегби», сборником рождественских историй для «Круглого года», — на сей раз объединенных железнодорожной тематикой: страшное столкновение поездов в тоннеле, загадочная смерть женщины на путях, призраки, предчувствия. Мучился вопросом, ехать или не ехать в Америку, — нельзя ли как-то протащить туда Эллен? Стал меньше и реже писать о политике, почти не бранился — а между тем все обсуждали новую реформу избирательного права. К де Сэржа, 1 января 1867 года: «Что касается вопроса о реформе, то каждый честный человек в Англии должен знать и, вероятно, знает, что более разумная часть народных масс глубоко не удовлетворена системой представительства, но чрезвычайно скромно и терпеливо ожидает, пока большинство их собратьев не станет умнее… Вопиющая несправедливость, заключающаяся в том, что взяточников поносят перед сборищем взяткодателей, крайне обострила свойственное народу чувство справедливости. И теперь он уже не хочет того, что принял бы раньше, а того, что он твердо решил получить, он рано или поздно добьется…»

Ему было 54 года, и он очень быстро старел; писатель Бланшард Джерольд, не видя его несколько месяцев, вспоминал: «…морщины углубились, волосы побелели, когда он подошел ко мне, я подумал, что ошибся и это не мог быть Диккенс: не было его всегдашней энергичной, легкой походки…» Эдмунд Йейтс: «Он выглядел измученным и потерял до некоторой степени ту дивную живость духа, которая всегда его отличала». Но успокаиваться он не собирался ни на минуту: «Что касается меня, то я всегда мечтал умереть, с божьей помощью, на своем посту… работать не покладая рук, никогда не быть довольным собой, постоянно ставить перед собой все новые и новые цели, вечно вынашивать новые замыслы и планы, искать, терзаться и снова искать, — разве не ясно, что так оно и должно быть! Ведь когда тебя гонит вперед какая-то непреодолимая сила, тут уж не остановиться до самого конца».

Глава пятнадцатая

КРЕСТНЫЙ ПУТЬ

В январе 1867 года Диккенс начал очередной четырехмесячный тур, который включал Ирландию и Уэльс. В Дублин он приехал через несколько дней после подавления восстания фениев (вооруженного крыла ирландских националистов), отношение к англичанам в городе было очень напряженное, Долби боялся, что его клиента могут и освистать, тем более что тот никогда не выказывал симпатии к ирландскому движению и ирландцам вообще. Диккенс — Джорджине, 17 марта: «Внешне здесь все спокойно… Однако город тайно наводнен войсками. Говорят, завтрашняя ночь будет критической, но, судя по огромным приготовлениям, я бы поставил по крайней мере сто против одного, что никаких беспорядков не будет.

Самая удивительная и — с точки зрения благоприятных условий для таких разрушительных действий, как, например, поджог домов в самых различных местах, — самая страшная новость, которую мне сообщили из авторитетных источников, заключается в том, что вся дублинская мужская прислуга — сплошь фении. Я совершенно уверен, что худшее, чего можно ожидать от истории с фениями, еще впереди…»

Он не ошибся: хотя разгромленное движение фениев в 1867 году почти умерло, в 1870–1880-х годах фении все более втягивались в террористическую деятельность. Но чтения прошли как обычно. Как же можно злиться, когда тебе читают такие волшебные слова, что забываешь все плохое и ежишься от удовольствия:

«И мало того что чашки весов так весело позванивали, ударяясь о прилавок, а бечевка так стремительно разматывалась с катушки, а жестяные коробки так проворно прыгали с полки на прилавок, словно это были мячики в руках самого опытного жонглера, а смешанный аромат кофе и чая так приятно щекотал ноздри, а изюму было столько и таких редкостных сортов, а миндаль был так ослепительно-бел, а палочки корицы — такие прямые и длинненькие, и все остальные пряности так восхитительно пахли, а цукаты так соблазнительно просвечивали сквозь покрывавшую их сахарную глазурь, что даже у самых равнодушных покупателей начинало сосать под ложечкой!..»