В конце концов в Приднестровье остались только те казаки, которые сообразили, что здесь защищают не какую-то конкретную нацию, а просто мирное население. Другие не прижились. Кого отправили, кто сам уехал. А иные стали совсем своими: женились тут и остались навсегда, сменив национальность на приднестровскую.
Косташ
В Кишиневе, между тем, происходили любопытные события. В самом конце мая президент Мирча Снегур под предлогом “обеспечения территориальной целостности” республики передал руководство Министерством внутренних дел и Министерством национальной безопасности министру обороны Иону Косташу. Таким образом твердокаменный “фронтист” Косташ получил в свои руки необъятную власть над всеми силовыми структурами Молдавии.
Однако к лету 1992-го Косташ почувствовал, что ситуация в самой Молдавии может измениться настолько, что применить эту власть он не успеет. Бойцы второго батальона третьей бригады полиции, воевавшей как раз на Дубоссарском участке, неожиданно устроили забастовку. Они, тоже уже порядком измученные войной и потерями, заявили, что отказываются воевать до тех пор, пока им не дадут гарантии, что Молдавия... никогда не присоединится к Румынии. Подобного еще не бывало. Зашевелился и парламент. Многим депутатам стало ясно, что военное противостояние никаких результатов не принесло. Образовалась группа “умеренных”, которые считали, что ставку надо делать на разжигание внутренних конфликтов и противоречий в самом Приднестровье, на дискредитацию его руководства и финансово-экономическую блокаду. Когда 9 июня открылась очередная сессия, выяснилось, что “умеренные” и просто прагматики уже в большинстве. Они потребовали создать смешанную молдавско-приднестровскую комиссию для поиска компромисса и разведения вооруженных формирований. Тем более, что такой опыт уже был. Подобная комиссия работала в Бендерах, откуда были отведены войска, а молдавская полиция и приднестровская милиция патрулировали город совместно. То есть в городе базировались две правоохранительные структуры — приднестровская и молдавская. На одном пятачке. Позже это еще аукнется горожанам. Но тогда это казалось шагом к миру.
16 июня депутаты утвердили основные принципы мирного урегулирования вооруженного конфликта. А 18-го бурными аплодисментами приветствовали результаты работы смешанной комиссии. Им казалось, что мир близок, как никогда. Однако наивные депутаты, воодушевленные собственной миротворческой устремленностью, как-то легкомысленно отнеслись к довольно странному в такой момент выступлению Снегура. А он, между тем, сразу после того, как вице-премьер Костантин Оборок рассказал об успехе мирных переговоров, неожиданно заявил:
— Первоочередные задачи правительства — изгнать сепаратистов и водрузить триколор над примэриями.
В этот же день Снегур вызвал к себе группу бендерских полицейских. О чем они говорили — не известно. Но сразу же после встречи полицейским организовали пресс-конференцию, на которой заявили, что работать в Бендерах стало невозможно и нужно срочно наводить порядок. На площади собрались волонтеры, уже готовые к отправке на фронт. Перед ними выступил Косташ. В те самые минуты, когда депутаты еще аплодировали наступающему миру, он поклялся волонтерам, что порядок в Бендерах будет восстановлен в ближайшие дни. Для Косташа, Плугару и Анточа настал момент истины. Как и для Снегура. В условиях мира правительство войны теряло свою значимость.
В эти же часы поверившие мирному договору и уставшие от войны бендерчане продолжали разблокировать город. Гвардия и казаки уходили. Осталась милиция, несколько десятков гвардейцев и охрана горисполкома. Люди высыпали на улицу. Мир!
В расстрелянном городе.
— Возьми автомат! — орал на меня гвардеец.
— Не возьму, — уперся я.
— Возьми, дурак! Если они сюда ворвутся, разбираться не будут, кто журналист, а кто солдат.
— Не возьму. Если они сюда ворвутся, мне автомат не поможет, — проорал я в ответ.
В это время еще один тяжелый снаряд потряс стены, и гвардеец побежал куда-то наверх. Разрывы практически не затихали. По зданию били прямой наводкой, и было непонятно, как оно еще не рухнуло. После очередного грохота погасла тусклая лампочка. Стало совсем темно. Знобило. В подвале все-таки прохладно, а я в одной футболке. Или это не от холода? Темноту пробил луч фонарика. Двое гвардейцев принесли раненого и положили на мешки. Сидевшие у стены женщины кинулись к нему — бинтовать. Фонарь оставили, но он тускнел прямо на глазах — садились батарейки.
Я знал, что из подвала был выход на улицу — во дворы, в сторону Преображенского собора и рынка. Если бьют танки и бронетранспортеры, то, скорее всего, со стороны площади. Вылез. Точно — стрельба с другой стороны. Только перевалился через мешки с песком — на голову полетели сверху куски штукатурки и камней. Видимо, снаряды пробивают внутренние перегородки. Подождав несколько секунд, бросился бежать в темноту, к собору. Дверь оказалась открытой. Навстречу вышел человек в рясе — отец Леонид. Я уже знал его, заходил раньше.
— Быстрее, быстрее, пожалуйста, — попросил он. — Прикрывайте дверь.
Среди ночи в церкви он был не один. У стен, прямо на полу, сидело несколько женщин. На руках одной из них во сне всхлипывала девочка. Отец Леонид погладил ее по волосам. Женщина разрыдалась.
Тонкие свечи поминальным огнем выхватывали лики на стенах. Черные тени плясали под куполом в такт разрывам.
Механизированные колонны Национальной армии Молдавии ворвались в разблокированный и безоружный город сразу с нескольких сторон — из Варницы, Хаджимуса, по Кишиневской и Каушанской трассам. Почти без всякого сопротивления. Но перепуганные собственной смелостью экипажи танков и бронетранспортеров без всякой нужды заливали город свинцом, расстреливая по пути каждого, кто попадался на улице. Били по домам. Люди гибли в постелях, на кухнях, во дворах. БТРы въезжали в витрины магазинов и крушили все подряд — стекла, прилавки, хлеб, помидоры и людей, людей, людей...
К десяти часам вечера почти весь город был захвачен. Разрозненные группы гвардейцев, лишенные управления, самостоятельно пытались противостоять бронированной армаде, чтобы хоть как-то замедлить ее продвижение. В бой вступили милиционеры и группа росмовцев. Но под шквальным огнем бойцы отступили вначале к речному порту, а затем и далее — к крепости. Оставался маленький непобежденный островок — здание горисполкома. По нему били с двух сторон из пушек и пулеметов. Здание сотрясалось от разрывов. Но его защитники не сдавались. Они отстреливались из окон и подвалов. Более того, они умудрялись устраивать вылазки. Несколько человек сумели пересечь площадь и закрепиться за витринами разгромленного магазина. Отсюда они подбили два бронетранспортера. Они понимали, что кроме них в городе практически некому больше сопротивляться. И не сдавались. Они были последней надеждой. Но боеприпасы таяли на глазах. Силы истощались.
А молдавская армия тем временем выкатилась к Днестру, захватила подступы к мосту и выставила противотанковые пушки “Рапира” в сторону левого берега — на тот случай, если оттуда попытаются прорваться на помощь. Но никто пока не рвался. Молчала и Бендерская крепость, внутри которой дислоцировалась ракетная бригада 14-й армии.
Густая южная ночь накрыла заваленные трупами улицы Бендер.
Это был вечер пятницы 19 июня 1992 года.
К четырем часам утра 20-го армия Молдавии с помощью бронетранспортеров и танков Т-55 захватила мост через Днестр и попыталась с ходу продвинуться дальше — в сторону Тирасполя. Но жители расположенных сразу за мостом болгарских Паркан успели заблокировать подступы к селу железобетонными плитами, на одной из которых было написано: “За малую Софию!” Подтянулись гвардейцы из Тирасполя. На подступах к Парканам завязался бой. За село и за мост.
Пока он продолжался, минометы, установленные в селе Липканы, заваливали жилые дома минами. Бендерчан расстреливали из танковых пушек, самоходных артиллерийских установок (САУ) и бронетранспортеров. Одна из мин, “промахнувшись”, угодила в Бендерскую крепость — прямо в склад горюче-смазочных материалов. От мощного взрыва погибло несколько десятков российских солдат. Но армия по-прежнему выполняла приказ и “не вмешивалась”. Ближе к полудню начался штурм крепости. Она была подвергнута минометному обстрелу, а следом, преодолевая давно пересохшие рвы, кинулись волонтеры и опоновцы. Российские солдаты и офицеры гибли и получали ранения, выполняя приказ “не стрелять”. Наконец нервы не выдержали. Начали отстреливаться, не дожидаясь приказа из Москвы.