От излучины, от лукоморья, к шхуне направлялась лодка. Откуда она взялась, Миша так и не понял, скорее всего — из-за мыса. В лодке сидели двое… нет, трое! И третьей была Ак-ханум! Вот девчонка дернулась… да-а-а — похоже, ее затащили насильно. А вот не купайся голой… хотя, с другой стороны, до изобретения купальников еще очень и очень долго.
Ратников взволнованно подбежал к воинам:
— Эй, куда смотрите, разини?!
Куда-куда… куда и он — в степь. Не положено им было на раздетую госпожу смотреть — вот они и не смотрели, идиоты стеснительные. Нет, чтоб во все глаза пялиться, глядишь — и лодку, и кораблик этот вовремя бы заметили. А теперь что? В стойбище без хозяйки не явишься — хребет точно сломают, а в степи тоже лихих людишек хватает.
Черт! Это ж надо… все, считай что на мази было. Еще б немного — поехали бы в Сарай, там бы отыскали Темку… Эх!
Ага, вот лодка ткнулась в борт шхуны… Активно дергающуюся пленницу передали на палубу… Опа! Двинули по лицу, сволочи! Куда-то потащили… видно, бросили в каюту или в трюм.
Вновь затарахтел двигатель. Уходят, что ли? Да уж, невезуха — уходят… Впрочем, кажется, недалеко.
Подойдя ближе к косе, шхуна застопорила ход и бросила якорь метрах в двадцати от берега.
— Эй, вы, а ну — цыц!!! — Ратников резко приструнил бросившихся было в воду воинов. — Перестреляют вас, как куропаток… вернее — как рыбин. Русский знает кто?
— Я, бачка! — Обернулся один из парней, постарше и, видать, поумнее других.
— Тамбовский волк тебе бачка, — внимательно вглядываясь в морскую гладь, Михаил усмехнулся. — Во-он тот большой камень на косе видите?
— Камень? Да, да.
— Плаваете хорошо?
— Плавать? Совсем нет, бачка.
— Это плохо. Ладно, от того камня сможете в лиходеев стрелой попасть?
— Стрелой? — Воины переглянулись и радостно закивали — мол, не вопрос.
— Тогда вот что — незаметно туда проберитесь. Так, чтоб вас с корабля не видели… не знаю даже, как.
— Не увидят, — заверил парень. — Мы за лошадь прятаться. Пусть там думать — дикий табун.
— Якши… — Миша довольно кивнул. — Тогда вперед, не стойте. Ну, а я уж — вплавь.
И улыбнулся, глядя, как парни, свесившись по бокам седел, пустили коней вскачь. Действительно, со стороны — полное впечатление, что одни лошади мчатся. Молодцы, джигиты! И, самое главное, что они сейчас его, Михаила, послушались, не стали артачиться, выступать. Не глупые, да — понимали, что в подобной гнилой ситуации надо ловить любой, даже самый завалящий, шанс. Впрочем, Ратников отнюдь не считал себя завалящим. Тем более очень хотелось узнать — что там, на шхуне? А вдруг, да и браслетик отыщется? Да и девчонку, честно говоря, было жалко. Что они там с ней сделают? А все, что угодно.
Таясь за кустами, Михаил пробрался по берегу как можно ближе к стоящему на якоре кораблю. Присмотрелся — палуба была чистой — и, не раздумывая, бросился в воду, поплыл — самое главное было сейчас добраться до судна, чтоб не заметили.
Быстрее, быстрей… Ага! Есть.
По светло-серому борту, на скуле, тянулись белые буквы — «Эспаньола». Стивенсона начитались, романтики хреновы…
Ухватившись руками за якорную цепь, Ратников подтянулся и, оказавшись на палубе, затаился за небольшой надстройкой, скрывавшей вход в трюм или в машинное отделение. Да-а, и в самом деле, назвать это суденышко шхуной можно было бы лишь с большой натяжкой. Скорее, мотобот или даже шестивесельный ял, только что — с настланной палубой и мотором, короче — клуб и художественная самодеятельность или моделист-конструктор.
Прислушиваясь, Ратников наморщил нос — откуда-то вдруг сильно пахнуло соляркой, и тут же из трюма — машинного отделения? — донеслись приглушенные голоса. А вот и чья-то голова показалась:
— Аслан! Эй, Аслан! Говорил же — сальники менять придется. Теперь точно — до вечера встанем.
— Стоять можем и до вечера… — В кормовой надстройке резко распахнулась дверь. — Главное — товар не упустить.
— Да не упустим. Слышь, Аслан… мы кое-какие детали на палубу вытащим, промоем соляркой, а то там, в машинном, духота невыносимая.
— Промывайте. Только смотрите не курите рядом, а то на хрен разнесете тут все.
Из каюты донесся приглушенный стон, явно женский… Миша скрипнул зубами.