— Здорово, парни. Салям!
— И тебе… — Сидевшие на ворсистом ковре князья приосанились. — Тебя что, сам царь с конюшни послал? Лошадей нам обещал… давно.
— Лошадей потом сами у него спросите, — нагло усаживаясь рядом с мордастым хряком — князем Василько Ростовским, незваный гость потер руки. — В кости играете?
— Играем, — старый князь с готовностью ткнул локтем молоденького юношу, видать — сына. — Эй, Глебушко, Бориску покличь. Спит, поди, Бориска-то?
— Да спит, сволочь, что ему сделается?
— Э-э! Нешто можно так братца-то родного ругать?
— Можно, батюшка! Он вчера шапку мою Ваське Углицкому проиграл! И твой воротник, тот, бобровый.
— Воротник мой проиграл? И впрямь сволочь, креста на ем нет!
— Не, крест он потом в обрат отыграл. Может, пущай лучше спит?
— Все равно — покличь.
Пожав плечами, князь Глеб, пошатываясь, поднялся на ноги и нетвердой походкою направился к выходу. Вышел и долго с шумом мочился где-то рядом, после чего, довольно рыгнув, вернулся обратно и громко позвал:
— Борька! Спишь, что ли?
— Ну, сплю, — неожиданно спокойно отозвались откуда-то из-за перегородки. — А что ты блажишь-то? Воротник чужой пожалел?
— От народил иродов! — сокрушенно посетовал князь Василько. — Ты что же, мурзаевич, вина совсем не пьешь?
— Отчего же не пью? — Ратников усмехнулся. — С хорошими-то людьми чего же не выпить?
— От это правильно! От это по-нашему… Онфим! Офимко! Тащи еще кувшин.
Насколько мог судить Михаил, ему сейчас оказывали милость, все же он назвался мурзой, а не ханом, а принимали его — как равного: усадили рядом, угощали вот вином.
Явились наконец Глеб с Борисом — высоким одутловатым парнем, лохматым и не очень-то любезным со сна.
— Ты, что ль, мурзаевич?
— Ну, я.
— Ну, выпьем тогда.
Выпили, закусили, пошла беседа. Причем такая, от которой у Ратникова, будь он из местных, давно б завяли уши. Ничуть не стесняясь гостя, ростовские князья, как видно, продолжая начатую отнюдь не сегодня тему, взахлеб обсуждали своего сюзерена и родственника — великого князя владимирского Ярослава Всеволодыча, причем именовали его исключительно «бритоголовым чертом», видать, в память о том, как князь ездил с поклоном в Булгар.
— Бритый-то бритый, а ярлык-то у него! — закусывая, цинично хмыкнул Борис. — Да я б ради ярлыка за великий стол… я б не только башку да морду — задницу бы побрил!
— Срамник ты, Боря!
— Батюшка, у тя давно уже отжившие взгляда. Рассуждаешь, как двести лет назад. А времена-то сейчас не те уже. Скажи ему, Глеб!
— Да, батюшка, изменилось времечко-то. Сейчас честь-то не в чести, а в глубокой заднице! Вон, черт-то бритый — на коне! И сын его старшой, Олексашка, к царевичам в друзья набивается. Слышь, мурзич, ты царевича того знаешь?
— Сартака?
— Да, да, так его и зовут.
— Хороший человек. Христианин, между прочим.
— Христианин, а жен, говорят, не одну имеет!
— Ну, так у них тут можно.
— Ты чего зашел-то, мурзич? Просто так или с делом каким?
— Мимо к хану шел… дай, думаю, загляну — посмотрю, кто тут.
— А-а-а…
— Ой, забыл спросить… Ты вчера Ваське Углицкому денежку смешную проиграл?
— Что еще за денежку?
— Ну, монетку… не серебряную и не медную… не понять, какую.
— А-а-а, вон ты про что, мурзич. А тебе что до монетки этой за дело?
— Так… я вообще люблю денежки собирать.
— Ишь ты — это дело все любят. А ту монету… я уж теперь и не вспомню, откуда она у меня? М-м-м…
— Ты б лучше вспомнил, Боря! — с нажимом произнес Ратников. — А то ведь у нас тут законы свои.
— Думаешь, я монеты бесчестные чеканю?! — взвился вдруг князь. — Да ни в жисть! А этой деньгой со мной новгородец один расплатился — узду у человека моего сторговал.
— Что за новгородец? — насторожился Ратников. — Не Мирошкиничей человек, случайно?
— Может, и их, — князь Борис спокойно кивнул. — А может, и не их, может — Мишиничей, кто его знает? Наше ли, княжье дело о каждом холопе ведать?
— То верно — не княжье, — Ратников важно кивнул. — И все ж… Сам Бирич-оглан этим делом заинтересовался!
— Сам Бирич-оглан?! А кто это?
— О! Очень важный человек! Очень.
— Ну так бы сразу и сказал, — князь Борис потер руки. — Пойдем тогда покажу, где того новгородца сыскати.
— Пойдем, — обрадованно поднялся на ноги Михаил. — Покажешь. От того от Бирич-оглана тебе большой респект будет!
— Что будет?
— Ну, уважение — так скажем.
— Что мне его уважение… лучше б денег дал или с ярлыком поспособствовал.