Штурмовать дворец нельзя: у него крепкие стены из камня и толстые двери, а рядом большой город. На шум выстрелов примчится стража. И пожар не устроить по той же причине. Вот незадача!
Может, взять дворец среди бела дня, когда никто не ожидает такой дерзости? Но где прятать мурзу до наступления ночи? В подвале у Спиридона? За это время ханские стражники успеют выставить заставы на всех дорогах и караулы на побережье. Нет, все это не подходит. Надо придумать что-то иное, чтобы обеспечить внезапность нападения и возможность быстро отступить. Дело должно свершиться в считанные минуты: свалиться как снег на голову, схватить мурзу и увезти, а потом пусть татары разевают рты и бестолково мечутся.
Когда пришел Ивко, в голове у Тимофея уже сложился план похищения; он даже прикинул, что и как должен делать каждый его казак.
— Ты хотел увидеть мурзу? — улыбнулся Ивко — Тогда пошли.
Головин взял с собой Брязгу и еще одного казака.
— Вас трое? — Серб придержал крышку люка, помогая им вылезти. — Все хотят поглядеть на каргу?
— Им его вязать, — как о давно решенном деле, сказал Тимофей.
В сарае стояла доверху нагруженная сеном арба. Запряженная в нее старая кривая кобыла меланхолично косила единственным глазом на людей и лениво переступала разбитыми копытами.
— Заройтесь в сено, — велел Ивко. — И ни звука. Выехали со двора и свернули к дому мурзы. Арба покатила по узкой каменистой дороге через рощу. Кобыла едва тащилась и часто обмахивалась хвостом, отгоняя надоедливых оводов.
— Раздвиньте сено, чтобы видеть дорогу, — не оборачиваясь, сказал серб. — Скоро нас обгонят несколько всадников. Мурза обычно едет впереди.
Примерно через час они услышали позади дробный стук копыт. Головин жадно впился глазами в приближавшихся всадников. Первым на отличном вороном коне скакал жилистый меднолицый татарин в низко надвинутой на глаза красной шапке, отороченной мехом степной лисы. На его лице застыло выражение высокомерного равнодушия. Немного отстав от него, ехали еще трое людей, вооруженных саблями. Замыкали кавалькаду две вьючные лошади.
«Какой момент! — невольно подумал Тимофей. — Нас трое, у каждого за поясом по паре пистолетов. Разрядить их в упор — и нет больше охраны, А мурзе аркан на шею… Но струг придет только завтра ночью!»
Рядом засопел Брязга: видимо, подумал о том же. Головин ощупью нашел его руку и сжал, призывая замереть, не выдать себя ни единым вздохом.
Даже не взглянув на медленно тащившуюся арбу, Иляс-мурза проехал мимо. Ивко поклонился ему, потом поклонился охране и долго кланялся вслед всадникам, пока они не скрылись за поворотом.
— Видели? — обернулся серб.
— Да, — глухо ответил из-под сена Тимофей. — Давай обратно мимо его дворца. Хочу еще раз взглянуть.
Арба развернулась. Кривая кобыла почуяла, что идет домой, и побежала резвее. Казак пробрался под сеном ближе к Ивко и спросил:
— Как с собаками?
— Они больше не помешают. Жалеешь, что не напал на Иляса?
— Жалею, — не стал скрывать Тимофей.
— Не жалей. Он сегодня не будет ночевать дома, а завтра ты его увезешь.
— Не загадывай. Коней заранее приготовь. И надо им копыта войлоком обмотать
— Все сделаем, — засмеялся серб.
— Приготовь мне длинные крепкие веревки и наскреби в печи сажи.
— Сажи? — недоуменно пожал плечами Ивко. — Ладно, будет и сажа…
Поздно вечером проводили Куприяна и Спиридона. По обычаю, присели на дорожку, потом обнялись. Волосатый залез в огромный пустой сундук, купец сам навесил на него массивный замок и спрятал ключ на груди. Потом поманил Тимофея и молча указал ему на хитро замаскированные под крышкой отверстия, чтобы сидевший внутри не задохнулся.
— В море выпушу, — усмехнулся в седую бороду Спиридон.
Два дюжих приказчика подняли сундук и вынесли во двор. Поставили на повозку. Уселись сами. Грек взобрался на козлы и тронул коня…
Днем точили сабли, заряжали ружья и пистолеты, проверяли одежду и обувь. После обеда легли на несколько часов отдохнуть.
Ближе к закату пришел Ивко. С улыбкой подал Тимофею плошку с сажей. Тот поблагодарил и достал небольшой горшочек с топленым салом. Перемешав его с сажей, вымазал себе лицо и руки. То же сделали и другие казаки.
— Хитры, — покрутил головой серб. — Теперь вас в темноте не заметишь.
— Веревки принес?
— Вот они, — Ивко отдал Головину свернутые кольцом веревки. — Отрава для собак готова. Вы подождете в роще, а я схожу к дому и кину им угощение. — Он показал небольшую кожаную сумку, набитую кусками мяса.
Когда вылезли из подвала, уже стемнело. Крадучись, пересекли двор и через калитку в задней стене ограды вышли на дорогу. Бегом припустились по ней к роще, где серб спрятал коней. Отыскивая их, забрались в чащобу. Хорошо еще, Ивко знал, как свои пять пальцев каждую тропочку и точно вывел к овражку, в котором тревожно фыркали стреноженные лошади. Головин проверил копыта. Серб не подвел — они были обмотаны кусками тонкого войлока.
— Ждите здесь, — Ивко вскочил в седло и бесшумно ускакал.
Время ожидания тянулось страшно медленно. Разобрали коней, еще раз проверили оружие, сделали на веревках скользящие петли, как на арканах. А серб все не возвращался. Тимофей заволновался: уж не случилось ли чего? Вдруг Ивко заметили, и он уводит погоню в сторону, или не подействовала на проклятых собак приготовленная им отрава? Что тогда делать? Возвращаться в Азов с пустыми руками? Но как найти дорогу к бухте без Ивко?
Наконец раздался глухой топот копыт, и показалась смутная тень всадника.
— Собаки спят, — подъехав ближе, сообщил серб.
— Ты с нами не лезь. Без тебя до струга не добраться, — предупредил его Головин и обернулся к своим: — Не шуметь! Татар убирать ножом или саблей. По сигналу уходим разом. Ивко останется с коноводом. Пошли!
Черными призраками двинулись через ночной лес. Выбрались на дорогу, понеслись по ней к имению мурзы. Остановились неподалеку от стены, за которой раскинулся сад, спешились, отдали лошадей коноводу и молча разошлись в разные стороны. Трое направились к воротам, один казак вместе с Ивко остался при конях, а шестеро перелезли через стену и спрыгнули в сад…
Прижавшись спиной к еще хранившей тепло угасшего дня стене, Тимофей настороженно прислушался: тихо. Сквозь ветви деревьев видно, как желто светятся окна в доме мурзы. Пахнет сырой землей и чуть уловимым ароматом прелой листвы. Ущербная луна посеребрила траву, залила широкий двор призрачным сиянием, положила угольно-черные тени там, куда не достигал ее слабый свет. Собаки молчали. Видимо, им пришлось по вкусу угощение серба.
Рядом притаились остальные казаки, почти неразличимые в темноте. Если не знать, что на расстоянии вытянутой руки от тебя люди, то пройдешь мимо, ничего не заметив и даже не услышав их дыхания.
Осторожно ступая, чтобы не хрустнула под ногой ветка, Головин двинулся вперед. Сабли у всех были привязаны за спиной — их рукояти торчали из-за левого плеча. Так удобнее выхватить клинок и не болтаются ножны, мешая пробираться в темноте. За пояс засунуты пистолеты, за голенищем — кинжал, а на шее — моток крепкой веревки. Вот и последние деревья сада. Впереди, в десятке саженей, угол пристройки, вплотную примыкающей к дворцу. Нигде не видно ни души, словно всё вымерло: да и то — время к полуночи.
Тимофей опустился на землю и пополз, стараясь спрятаться от света луны в тени сарая. Оглядываться не было нужды. Он знал, что остальные последуют его примеру. Добравшись до постройки, он выглянул из-за угла: как там, у ворот? Не сумев ничего разглядеть, издал губами чмокающий звук и посвистел, подражая голосу внезапно проснувшейся птицы. В ответ щелкнуло короткое соловьиное коленце, и все стихло. Значит, его люди на месте.
Взобравшись на плечи Брязги, Головин ухватился за край крыши пристройки. Подтянулся и влез на кровлю, опасаясь, как бы она не проломилась под его тяжестью. Но обошлось. Прямо перед ним темнела глухая стена дома. На четвереньках добежав до нее, он снова поглядел во двор. По-прежнему там было тихо и пустынно. Охранники или легли спать, или сидели в доме. Через минуту к Тимофею присоединились Афоня и еще один казак. Трое остались внизу.