Когда она кончила, он так крепко прижимал ее к себе, что казалось, ее тело стало совсем невесомым. Она находилась в состоянии полной расслабленности, что, вероятно, было возможно только после по-настоящему хорошего секса. Джоанна прикрыла глаза и лежала, наслаждаясь моментом. Затем она скорее всего уснула, потому что, когда она снова открыла глаза, он больше не лежал рядом с ней, но стоял у окна — все еще обнаженный, — повернувшись к ней спиной.
— Как ты? — спросила она.
— Отлично, — ответил Филдинг, но по его голосу было не похоже, что он всем доволен.
Она приподнялась на локте:
— А ты уверен? Вчера по телефону ты говорил довольно прохладно. У тебя что-то случилось?
— Ты даже не понимаешь, как иногда твои поступки выглядят со стороны, да? — проговорил он, делая видимое усилие.
— Ты о чем?
— Весь этот год, с тех пор как началась заваруха с О’Доннеллом, я делился с тобой всем, что у меня было. Постоянно держал тебя в курсе дела. А когда ты получила информацию, что Джимбо заказали по электронной почте, ты даже пальцем не пошевелила, чтобы дать мне знать. Я прочитал об этом в твоей газете, как все остальные кретины.
Так вот в чем дело. У нее было смутное подозрение, но…
— Знаешь, мне и в голову как-то не пришло, пока…
Он перебил ее:
— В этом, Джоанна, и вся суть.
— Но, Майк, я — журналистка, ты — полицейский. Разница есть. Я думала, ты и слышать больше не захочешь об этом деле. Ведь ты сам не раз говорил мне, что для тебя все кончено.
Он резко повернулся к ней, рассекая воздух правой рукой с крепко сжатым кулаком. Джоанна невольно вжалась в подушки. Майк выглядел совершенно разъяренным.
— Господи, Джоанна, неужели ты не понимаешь, что для меня это дело никогда не закончится! Даже если я очень захочу, я просто не смогу от него отвязаться! Просто не смогу.
Ее потрясла сила этой вспышки. Он выкрикивал слова с искаженным от ярости лицом. Но вся сцена казалась несколько смешной оттого, что он был совершенно голый. Наверное, он тоже заметил это.
Он отвернулся, прошел через комнату, подобрал свои трусы и брюки, совсем недавно брошенные чуть ли не у двери, и быстро натянул на себя.
— По-твоему, я просто тупой полицейский. Не надо, не притворяйся, — цедил он сквозь сжатые зубы. — А ты просто выполняла очередное задание. Моя беда в том, что я первым оказался на месте, когда обнаружили тело Анжелы Филлипс. И это знают все. Но никто, поверь, никто не знает, каково это было. И я никогда не забуду то, что я там увидел. Никогда. Хуже этого в моей жизни ничего не случалось. И второй самый тяжелый момент — когда я видел, как ублюдок, совершивший это зверство, выходит оправданным из зала суда. Дважды. Я-то думал, что ты меня понимаешь. Ты не представляешь, какого труда мне стоило позвонить тебе через двадцать лет и попросить о помощи. И ты не поняла, что я чувствовал, когда все снова пошло наперекосяк? О’Доннелл ушел от ответа не только за убийство. Сколько он покалечил жизней, включая и мою? И снова, двадцать лет спустя, он испоганил остатки моей карьеры. И ты считаешь, что я мог отвязаться от этого дела и оставаться в стороне, безразличным ко всему, что связано с этим ублюдком? Ты берешь интервью у человека, который завалил О’Доннелла, у тебя куча новостей, и ты ни хрена не говоришь мне, потому что тебе, видите ли, и в голову не пришло! Джо, что не пришло тебе в голову? Что мне было бы интересно или что я переживаю на самом деле?
— Майк, прости… — попыталась вставить слово Джоанна.
К этому времени он уже начал застегивать рубашку. У Джо не осталось ни малейшего сомнения, что сегодня романтического продолжения не будет. Такое случалось и прежде — и с ним, и с ее первым мужем, но никогда с Полом, который безупречно держал себя в руках. После занятий любовью, когда тебе так нужны нежность и спокойствие, вдруг вылезает на свет горькая правда! Вернее, скрытое недовольство.
И снова Филдинг не дал ей договорить. Внешне теперь он был спокоен, но тон его стал ледяным.
— Ладно, Джо, не бери в голову. С какой стати ты должна понимать? Другие тоже не понимают. Знаешь, я сейчас не могу говорить об этом. И мне пора идти, я и так уже задержался гораздо дольше, чем следовало.
Ей было больно, и до нее вдруг дошло, что в голове нет ни одной мысли. По большому счету она всегда понимала, какое значение имеет для Филдинга дело Анжелы Филлипс. Его искренне затронула злосчастная судьба бедной девушки, и он правда хотел, чтобы ее убийца ответил за все сполна. Но было и еще кое-что. Для него это дело стало личным, как и для нее. Конечно, она и раньше чувствовала, что Майк воспринимает оба оправдания О’Доннелла и все, что с ними связано, как личное оскорбление. Но вот на что она, пожалуй, не обращала внимания, так это на его повышенную эмоциональность.