Его отношение к отцу растрогало Джоанну.
— Мне очень жаль, Томми, что так случилось, — произнесла она. И как ни странно, она говорила эти слова искренне.
У нее не было иллюзий по поводу преступной деятельности Сэма О’Доннелла или того, каким куском дерьма он мог временами быть. Но всегда в нем оставалось что-то особенное — размах во всем, он был личностью, последним из вымирающей породы. Понимая, что не стоит романтизировать таких, как Сэм, Джоанна все-таки не могла не признать его хоть чуть-чуть романтиком.
Томми остался все таким же сдержанным.
— Я показал вам отца не ради вашего сочувствия, — сказал он. — Просто хотел, чтобы вы увидели, что вы наделали — вы и этот негодяй Филдинг. Ведь это вы двое добились нового суда над Джимбо, и вот что получилось в результате. Я нисколько не сомневаюсь, это результат именно последнего суда. Отец обожал Джимбо. А тут эта ваша проклятая ДНК. Он не смог с этим справиться. Он был болен, серьезно болен с того момента, как все закрутилось по новой. Перед началом слушаний в Оукхэмптоне он перенес легкий удар. Вот почему с тех пор он выходил с тростью. Но он более-менее оправился. Во всяком случае, с головой у него все было в порядке, пока Джимбо не исчез. И тогда с ним случился второй удар. Сильный. Слишком сильный для него.
Неожиданно Джоанна разозлилась:
— Томми, наверное, не стоит винить меня или Филдинга. Если вам нужен виноватый, то вините вашего брата.
Томми упрямо затряс головой. Джоанна знала, что он умный, здравомыслящий в жизни человек. Всем было известно о его стараниях примирить семью О’Доннелл с законом. Новый процесс над Джимбо явно не способствовал претворению в жизнь его намерений. Очевидно, как и многие другие представители преступного мира Ист-Энда, Томми делался глух и слеп, когда дело касалось семьи.
— Зачем вы опять все разворошили? — холодно произнес он. — Это дело отошло в историю. Новый суд никому не помог. Ни семье Анжелы Филлипс, ни нам. Из-за него мы потеряли не только Джимбо, но и отца. Вот что наделал ваш суд. Нам остается только надеяться, что отец не знает о смерти Джимбо.
— Томми, Анжела Филлипс умерла в жутких муках, — тщетно пыталась достучаться до него Джоанна. — Ее убил ваш брат. ДНК-анализ доказал это, и если бы его можно было сделать двадцать лет назад, Джимбо отправился бы в тюрьму еще тогда. Вот зачем был нужен новый суд, вот зачем мы, как вы выразились, «разворошили» все опять. И если бы не какая-то глупая ненормальность в законе, Джимбо надежно упрятали бы за решетку, где ему и место, и он остался бы жив. Его место в тюрьме. Он убийца и насильник. И вы должны признать это. По-моему, ваш отец в конце концов признал это и именно в этом кроется причина его болезни.
— Я ничего не собираюсь признавать. Джимбо мертв, вот все, что я знаю. И он был моим братом.
— А можно, я задам вам несколько вопросов, поскольку уж я все равно здесь? — рискнула спросить Джоанна.
— Нет, нельзя и еще раз нельзя, — разбушевался Томми. Затем он повторил свое условие, но на этот раз его голос звучал намного громче и злее: — Я просто хотел, чтобы вы увидели, во что из-за вас превратился мой отец. А теперь, когда вы увидели, убирайтесь!
Он ни на шаг не приблизился к ней. Не произнес ни одного угрожающего слова. В этом не было необходимости. Никто не станет спорить с разъяренным О’Доннеллом.
Джоанна сама открыла входную дверь и, тихо прикрыв ее за собой, поспешила к машине, оставленной на улице.
Вставляя ключ в замок зажигания, она заметила, что у нее дрожат руки.
Вернувшись в редакцию, Джо весь день трудилась над материалом для своей колонки. Примерно после пяти Пол зашел к ней и сообщил, что сегодня вечером поработает его заместитель.
— Я сегодня заканчиваю пораньше, — сказал он. — И если у тебя нет срочных дел, как ты отнесешься к вечеру в семейном кругу? Если хочешь, можем заказать пиццу.
Его предложение приятно удивило Джоанну. «Комет» функционировала по системе «дежурный редактор на ночь». Или Пол, или его зам, или один из трех младших редакторов каждую ночь редактировал очередной выпуск газеты, оставаясь на рабочем месте, пока не придут сообщения из иностранных информационных агентств, часто до часа ночи, а иногда и позже. Но Пол был ответственным редактором, как и любой хороший редактор. Кроме пятницы, вечер которой он назначил в качестве семейного, он редко покидал Кэнери-Уорф раньше десяти-одиннадцати, даже когда официально была не его очередь дежурить. Она с легкостью согласилась и предложила подвезти его домой, если он хочет, а он мог бы подарить своему шоферу свободный вечер.