Женщины редко оставались здесь – переспать, как это называется у молодежи. В большинстве случаев за этим не стояло ничего большего. Лишь одна из них поселилась тут, завладев стенным шкафом наравне с местом в постели. В течение некоторого времени Джоанна была очень реальной, мучительно реальной для Лока. Он капитулировал перед нею, открыл ей сокровенные уголки своей личной жизни. Когда она ушла, поскольку этого все-таки оказалось недостаточно, Лок чувствовал себя опустошенным. С тех пор в его квартире не спала ни одна женщина. «В тебе есть холодное, темное место, куда никто не может заглянуть, а Бог свидетель, я старалась!» – сказала Джоанна за неделю до их разрыва. По-своему она была права. Лишь одна женщина могла полностью понять его, и эта женщина умерла. Он никогда не хотел делиться, становиться частью другого человека. Он не хотел полностью открывать свои тайны кому-то, кто не был достоин того – так, как была достойна Бет.
Кроны деревьев, росших вдоль тихой улицы, пылали золотом и багрянцем. В бокале виски, бездумно наполненном в очередной раз, не было льда. Двое детей со смехом разбрасывали кучу опавших листьев... Лок быстро отвернулся. Слишком похоже, слишком похоже! Они с Бет, вот так же разбрасывавшие осенние листья в Новой Англии... Бет осыпала его разноцветным дождем, а потом тщательно стряхивала шуршащие остатки, чтобы не получить нагоняй от родителей. Целая армия образов и ощущений, одно сильнее другого, стучались в его разум, готовые к атаке.
На его сетчатке отпечатался образ автомобиля – там, за играющими детьми и ковром багряно-желтой листвы. Он не хотел оборачиваться к окну, но почему-то обернулся. Человек в пальто и шляпе, приземистый, незаметный человек садился в черный автомобиль, а другой человек, выше и лучше одетый, выходил из машины. Смена караула. Лок смотрел на улицу. Автомобиль отъехал от тротуара, выпустив легкое облачко выхлопных газов. Человек, который вышел из машины, проворно скользнул за ствол ближайшего дерева. Дети продолжали играть, ничего не замечая.
Лок понял, что находится под наблюдением. Кто? Почему? Вопросы появились немедленно: сработал рефлекс, отточенный долгой тренировкой и не притупившийся даже после службы в госдепартаменте.
Затем он осознал и еще кое-что. Тот хаос, та пустота, о которой он говорил и которую явственно ощущал во время разговора с Тургеневым, не была всецело лишь пустотой его горя и утраты. По его спине пробежал холодок любопытства, смешанного со страхом. Это была та особенная пустота, тот эффект отдаленности, который возникает лишь в том случае, если телефон прослушивается.
* * *
Даже в наглухо застегнутых черных мешках тела не выглядели менее изуродованными, менее мертвыми. Они лежали бок о бок в коридоре, как жертвы автокатастрофы. Если Воронцов хотя бы слегка поворачивал голову, мешки начинали казаться ему черными сугробами. Он отошел в сторону, охваченный гневом и замешательством, словно обвиняя мертвых. В разрушенной квартире не оказалось наркотиков, за исключением следов, быть может, месячной давности, собранных ручным пылесосом в углу комнаты одним из экспертов-криминалистов.
Два телевизора, возможно, украденные, хранились в спальне с облезлыми, поблекшими обоями. Тела жильцов: Хусейн и другой мужчина, чье лицо осталось почти невредимым. Оно казалось Воронцову смутно знакомым, хотя и не по преступному миру, не по задержаниям или арестам.
Хусейн не принес с собой ничего – таков был безрадостный вывод Дмитрия. Их поимели... но каким образом? Кто-то, может быть, даже один из офицеров, участвовавших в операции, заблаговременно предупредил о ней. Хусейн не мог выбросить героин из такси. Он не останавливался нигде, кроме как у светофоров. В аэропорту с него не сводили глаз. Подмены не было...
Чей-то другой багаж? Или он вообще не вез героин? Воронцов потопал ногами по тонкому красному половику, пробуждая к жизни пальцы ног в мокрых сапогах. Следы сапог отпечатались по всему полу, накладываясь на потеки жира, забрызгавшие пол, стены и тела. Бытовой взрыв – таково было заключение экспертов. Готовили на неисправной керосинке, пролили жир, последовал взрыв... Все трупы обгорели, покрывшись ожогами от разлетевшегося жира и керосина. Плита взорвалась, словно бомба, когда обитатели квартиры собрались вокруг нее, чтобы погреться.
Но героина здесь не было. Эта мысль неотступно преследовала Воронцова. Дмитрий настаивал на точности полученной им информации: Хусейн должен был иметь с собой героин. Оставались подмена или заведомый обман. Так или иначе, их с Дмитрием одурачили. Все было специально подстроено для того, чтобы нагло сунуть кукиш им в лицо. Возможно, замысел возник в мозговом центре наркомафии, в голове одного из аналитиков, состоявшего на службе у того человека, который контролировал Хусейна. Наркотики вывезли в другом чемодане или вместе с грузом.
Воронцов выглянул через открытую дверь квартиры в ледяной коридор, где распростерлись четыре тела в черных мешках. Тот мешок, в котором находилось тело офицера ОМОН, лежал отдельно от остальных. Офицера ждет достойное погребение, с подъемом флага над дешевым гробом. В квартире воняло керосином, но присутствовали и другие, еще более неприятные запахи. Перегретый жир, обгорелая плоть... он резко оборвал эту мысль.
– Нас подставили с самого начала, – жалобно произнес Дмитрий. Воронцов сердито взглянул на него, но тот продолжал: – Они пожертвовали этими несчастными ублюдками, чтобы прикрыть свои задницы!
Несомненно, именно так главари и поступили. Хусейн был хорошим курьером. Другие двое могли быть развесчиками, упаковщиками, распространителями.
– Не исключен несчастный случай, – пробормотал Воронцов. ".
– Какой несчастный случай, когда здесь нет наркотиков? – взвился Дмитрий.
Они стояли в центре комнаты, на самом обгоревшем участке тонкого половика, словно парочка, увлеченная супружеской ссорой. Команда экспертов заканчивала работу в соседней комнате.
– Плита взорвалась, – настаивал Воронцов.
Рядом с Дмитрием возникло молодое улыбающееся лицо, окутанное облачком пара от дыхания. Дмитрий показал прозрачный пластиковый пакетик.