Объедините это с моим подростковым унижением, когда Стивен Майер пригласил меня на танцы Осеннего фестиваля. За полгода до смерти моей бабушки она заставила меня надеть платье. Было зудяще, и туфли жгли мне пальцы ног. Этот ужас не шел ни в какое сравнение с тем, как я пришла на танцы и обнаруживла, что он слился губами с моей лучшей подругой, раскачиваясь, вроде под «Позвонишь, может быть?» (прим. пер. — песня певицы Карли Рэй Джепсен), посреди спортзала.
Меня не очень волновали они оба. Я имею в виду, что мне даже не нравился Стивен Майер или любые другие мальчики, если уж на то пошло, но двух ударов мне хватило. Так что да, я все еще девственница и буду еще долго.
К тому времени, когда мы закончили нашу послеобеденную беседу, вечер начинает приближаться, небо темнеет, и я предлагаю Гейл подвезти ее домой.
Она качает головой, ухмыляясь.
— Нет, как бы я ни любила кататься на крейсере, мне нужно вернуться к своему компьютеру в магазине. Сегодня вечером мы с БезумныйЧеловекВолк37 наметили матч-реванш, — хорошо, что ей не придется никуда ехать, когда она оторвется от экрана, поскольку она живет над своим магазином.
— Почему бы тебе просто не поставить компьютер дома?
— Ты шутишь, что ли? Мне нужно когда-то спать, Холли, — она берет счет и хмурится. — Каковы подходящие чаевые за шесть порций фруктового мороженого?
Я смеюсь.
— Я заплачу. Я люблю наши маленькие беседы за чашечкой кофе.
— Нет. Я знаю, что у тебя проблемы с твоим дедушкой. Знаю, что это место берет немалые деньги за то, чтобы он находился там.
— Я могу позволить себе провести день со своей подругой. Просто не знаю, как мне обеспечить дедушке роскошь в «Зелёной роще».
— Понимаю. К счастью, у моей бабушки есть страховка, покрывающая ее. Есть планы на вечер?
Разочарованно смотреть на пустой телевизор, думая о каком-то волвене? Наконец-то распакоковать розовую девчачью палку на батарейках, которая лежит у меня два года, пока я думаю, есть ли у волвена какие-то другие исключительные отличия…
Я качаю головой.
— Прогуляюсь. Попробую помедитировать. Не получится, тогда прими ванну.
— Ну, береги себя, — говорит она и наклоняется для голливудского воздушного поцелуя, прежде чем вылететь, оставив меня вариться в мыслях обо всем, что связано с Варгром.
Воздух прохладный, почти ледяной, и это помогает мне проветриться.
Чтобы поверить в некоторые виды вокруг Гавани Ульрика, нужно увидеть их, и эта одинокая тропа — моя любимая. За ней тянутся леса, ведущие к землям Пакта в нескольких милях отсюда, но с другой стороны, когда вы бродите по ней, вы видите кончики волн, пойманные солнечным или лунным светом. Затем вы получаете вид на крыши, реку, горы на другой стороне города. В такую ночь, как сегодня, луна ныряет в облака и выходит из них, отбрасывая глубокие тени, когда в нос ударяет запах сосновых иголок. Это праздник для чувств. Способ забыть о гигантском волосатом татуированном звере во фланелевой рубашке.
Мой крузер припаркован на обочине дороги в полумиле вниз, пока я иду к краю дороги, а затем иду по короткому полю травы, которое ведет к пологому склону вниз к городу. Я вижу свой дом. Я могла бы пойти прямо отсюда, не ступая на асфальт всю дорогу.
Вместо этого я останавливаюсь и стою, смотрю и думаю.
— Он любит меня. Он меня не любит, — шепчу я себе, считая где-то поблизости уханье совы. — Он любит меня. Он любит меня — ой!
Я смотрю вниз, как раз вовремя, чтобы увидеть, как что-то ускользает в кусты. Медянка. Гадство
— Черт, как больно, — бормочу я, потирая то место, где мне кажется, будто я горю.
О Боже. Все расплывается, когда края моего зрения становятся черными. Я качаюсь? Земля вокруг меня, кажется, наклоняется. Мой телефон, я оставил его в своем крузере… Я идиотка, я… Мои веки тяжелеют, и мне приходится прилагать много усилий, чтобы держать их открытыми. Чёрт, чёрт, чёрт. Я умру здесь, если мне не помогут.
— Помогите, — выдыхаю я, оглядывая темноту. — Помогите, кто-нибудь, пожалуйста…