Ножки стула громко скрипнули по полу, когда Рафаэль резко встал и, забыв про еду, вышел из кухни. Оглушенная его небрежными словами и тоном, Аманда молча смотрела ему вслед. Глаза ее наполнились слезами. Что же теперь делать?
— Иди за ним, niсa, — мягко сказала Мария, — думаю, вам нужно поговорить.
— Поговорить? — Аманда, едва не захлебнувшись слезами, заглянула в лицо Марии. — Что я могу сказать человеку, которого мои дела больше не волнуют? Умолять его любить меня?
— Он любит тебя, девочка, не важно, говорил он тебе об этом или нет. — Мария слегка встряхнула Аманду за плечи. — Если ты его действительно любишь, имей достаточно смелости поговорить с ним. Иди, niсa!
Аманда догнала Рафаэля на веранде, но нерешительно задержалась на пороге, глядя на него. Хотя он стоял, небрежно облокотившись на деревянные перила, она увидела знакомое скрытое напряжение. Ремни портупеи остались на кухне, и расстегнутая до талии белая рубашка все еще хранила след от них. Брюки выглядели пыльными и грязными после долгой скачки, сапоги заляпаны грязью, но для Аманды он никогда не был так прекрасен. О нет, она не хочет терять его и никогда не вернется к Фелипе! Не сможет она оставить Рафаэля, даже если это против законов двух стран и правил Церкви.
Аманда молча пересекла веранду и встала рядом с ним, не говоря ни слова. Ночь темным бархатным одеялом накрыла ранчо, и только светлячки своими крошечными фонариками прокалывали тьму. Где-то вдалеке лаяла собака, и койот отвечал ей дрожащим воем, который поднимался вверх и словно цеплялся за звезды, рассыпанные по небу. Вечерний бриз что-то шептал над ними, принося свежий аромат скошенного сена, сладкий и пряный, возвращающий детские воспоминания.
— Ты помнишь, Рафаэль, как мы прятались на сеновале? — спросила Аманда, улыбаясь. — И как жутко старый Тобиас разозлился на нас за то, что мы разбросали сено по полу?
— Si. И я помню тот раз, когда ты провалилась в дыру в полу сеновала и шлепнулась прямо в кормушку. — Он смотрел на нее вполоборота; напряжение немного ослабло, ответная улыбка тронула его губы, и глаза засветились смехом.
— Тобиас так рассердился, что гонялся за нами с вилами! Если бы ты не затолкал меня в погреб и быстро не захлопнул дверь, думаю, он бы точно опробовал их на мне! — Аманда откинула голову. Свет из окон падал на ее лицо и сиял в глазах, наполненных любовью и тревогой. — Рафаэль… ты ведь не уйдешь сейчас, правда? Ты не позволишь Фелипе забрать меня? Давай уедем отсюда сегодня ночью вместе!
Она ничего не могла с этим поделать: слова сыпались безудержно, и Аманда почти пожалела, что сказала их, когда увидела, как потемнело лицо Рафаэля. Нет, он не может позволить этому случиться, он должен остановить это. Аманда почувствовала, как ее горло сжалось от мрачных предчувствий.
— Мы могли бы вернуться в Мексику, — ответил он наконец, — а потом всю жизнь оглядываться, не нашел ли нас Фелипе. Или мы можем сделать все правильно. Послушай, Аманда, — он поймал ее руки, когда она, всхлипывая, хотела отвернуться, — мне это нравится не больше, чем тебе; но если мы не решим все сейчас, это будет преследовать нас всю жизнь. Если хочешь, утром я поеду и поговорю с отцом Рикардо, узнаю, что можно сделать. Может быть, стоит попытаться аннулировать брак до того, как Фелипе узнает, что мы здесь. — Он повернул ее лицом к себе, проводя пальцами линию от подбородка к дрожащим губам. — Все будет хорошо, Аманда, я клянусь. Верь мне.
Увы, все хорошо не бывает. Отец Рикардо, борясь со своей совестью, не хотел и слышать об аннуляции.
— Подумай, сын мой! Даже если ты говоришь, что их брак не был консуммирован, у тебя нет права отбирать жену у своего брата. Если он захочет отпустить ее, это должно быть его решение.
— А если он захочет оставить ее у себя? — мрачно спросил Рафаэль, заранее зная ответ. — Не отдам, — почти прорычал он от ярости и отчаяния, когда отец Рикардо развел руками и беспомощно пожал плечами. — Заберу ее назад в Мексику и обвенчаюсь с ней там… Я сам обращусь к архиепископу Лабастиде…
— Ты знаешь, что в глазах Церкви она уже замужем, и в Техасе, и в Мексике. Имена не были предварительно оглашены, но клятвы даны, Рафаэль, и ты должен принять это. Я чувствую свою ответственность, потому что обвенчал вас без оглашения, — устало вздохнул маленький кругленький священник. — Но я думал, что поступаю правильно, венчая вас и спасая от плотского греха.
— Мне наплевать на это! — Рафаэль вскочил на ноги и заходил кругами по земляному полу. Dios, это просто невыносимо! Он ни за что не отдаст Аманду Фелипе. Аманда принадлежит ему, она была девственницей, когда он впервые взял ее. Это Рафаэль всегда спасал ее от козней Фелипе, когда они были детьми; он всегда защищал Аманду, и не важно, что он чувствовал к ней, любил или нет. Любит ли он ее? Боже! Как он мог ответить на это? Он знал только, что хотел жениться на ней.
— Она останется со мной. — Рафаэль повернулся и холодно посмотрел на взволнованного священника, сидевшего, сгорбившись над дощатым столом, в своем маленьком кабинете, закрыв рукой лицо.
Вздохнув, отец Рикардо поднял глаза; его пальцы взволнованно теребили замысловато украшенный резной крест, висящий на груди.
— Ты человек чести, Рафаэль Леон, и я говорю тебе: ты не можешь сделать это. Для тебя главное — это честь. Не отказывайся от нее сейчас ради того, что в глубине сердца ты считаешь неправильным. Выбор должен остаться за твоим братом, хочешь ты этого или нет.
Честь. Рафаэль закрыл глаза, с горечью думая о том, как всегда критиковал Фелипе за отсутствие чести, за то, что он поступал так, как хочет, а не так, как следует.