— Может быть. В какой день?
— В субботу. Мама с папой вернутся и сменят меня в баре.
Я затаила дыхание, ожидая его ответа. Суббота была нашим днем. По крайней мере, так было до тех пор, пока я не открыла рот и не рассказала ему о маме.
— Посмотрим, как пройдет неделя, — сказал он ей. — Может быть.
Может быть.
Он не сказал «нет».
У меня защипало в носу от подступающих слез, но я сдержала их, сделала большой глоток вина и сосредоточилась на еде.
Разговоры вокруг меня продолжались, легкие, веселые и праздничные. Но вкусная еда потеряла свой аромат. Вино не заглушало боль. И головная боль, о которой я солгала Кэтрин, начала отдаваться в висках.
Только благодаря огромному усилию и многолетней практике мне удалось сохранить легкую улыбку на лице во время ужина. Но когда Джейк упомянул, что-то про десерт через час, я поняла, что моя маска не выдержит остаток вечера.
— Извините. — Я встала из-за стола и направилась в дамскую комнату, закрыв глаза, как только дверь закрылась, и судорожно вздохнула.
Я просто хотела домой.
Но где был мой дом? В Бостоне? В Калифорнии? В хижине?
Ни одно из этих мест не было моим домом. Я была невероятно богата и совершенно бездомна. Самое близкое к дому, что у меня было, — это «Кадиллак», стоящий на улице.
Возможно, пришло время заняться этим и своей жизнью.
Я вымыла руки и дала себе несколько минут, чтобы успокоиться, затем вернулась в гостиную и обнаружила Кэрол и Лидди на кухне, которые убирали тарелки.
— Спасибо вам обеим за потрясающий ужин.
— Не за что. — Лидди улыбнулась. — Не хочешь ли еще вина?
— Вообще-то, я, пожалуй, пойду. У меня ужасно болит голова, и я не хочу портить всем настроение.
— О, нет. — Кэрол бросилась ко мне, чтобы обнять. — Не хочешь ли отдохнуть в гостевой спальне и посмотреть, пройдет ли боль?
— Мои спортивные штаны зовут меня. Думаю, я просто улизну.
— Иди. Мы понимаем.
Лидди подошла и обняла меня на прощание, затем, не возвращаясь в столовую, я сняла куртку с крючка у двери и растворилась в ночи.
Шины «Кадиллака» хрустели по твердому снегу, когда я направляла машину по ухабистой дороге к хижине. На улице было тихо, ни дуновения ветра не шелеста крон деревьев. Черная и беззвучная ночь только усиливала ощущение того, что я была одна.
В машине было слышно только одно биение сердца. На свежем снегу перед домом были видны только одни чьи-то следы. На крючок для одежды можно было повесить только одну куртку.
Аромат Истона витал в воздухе, и я чувствовала его пряный аромат. Я сделала глубокий вдох, так сильно желая свернуться калачиком на диване и заплакать.
Это была не его вина. Истон был мил со своим другом, и ничто из того, что он делал сегодня вечером, даже отдаленно не напоминало флирт. Как типичный мужчина, Истон, вероятно, даже не подозревал о чувствах Лиз к нему.
Желание кричать и причитать было не в его характере. Это была моя проблема.
Еще одно дополнение к моей растущей коллекции.
На глаза навернулись слезы, но я смахнула их и направилась в спальню.
Я поняла, что пришло время уезжать. У меня было такое же чувство в шестнадцать лет. У меня было такое же чувство в Бостоне.
Мое время здесь закончилось. Монтана больше не была для меня местом.
Поэтому я вытащила свой пустой чемодан из шкафа.
И собрала вещи.
Глава 14
Истон
— Вот, я возьму это. — Я встал из-за стола, взял пустую тарелку Лиз, чтобы отнести на кухню вместе со своей.
— О, я могу помочь. — Она начала вставать, но я покачал головой.
— Нет. Ты сиди. Я сам. — С Джеммой что-то было не так, и я искал причину, чтобы уйти из столовой, но не хотел, чтобы это стало очевидным.
Мама и бабушка были на кухне, и я ожидал найти Джемму с ними, но ее нигде не было видно.
— Вот, держи.
— Спасибо. — Бабушка взяла тарелки из моих рук и сложила их в раковину. — Я собираюсь достать мороженое из морозилки в гараже, Лидди. На случай, если кто-нибудь захочет десерт.
— Хорошо. — Мама нажала кнопку «Пуск» на посудомоечной машине. — Я достану пироги.
Пока она суетилась на кухне, я зашел в гостиную, думая, что Джемма хотела побыть одна, но комната была пуста. Где она была?
— Ее здесь нет.
Я обернулся на мамин голос.
— Кого?
— Джеммы. — Она закатила глаза. — Вы двое, может, и дурачите всех остальных, но я не вчера родилась.
— О, — пробормотал я.
Я не должен был удивляться. У мамы был нюх на секреты.
Нам с Кэшем сошла с рук только та единственная вечеринка у костра, которую мы устроили на ранчо. Она пронюхала обо всех других попытках спланировать что-то и пресекла их. И несколько лет назад она призналась, что единственная причина, по которой нас не наругали за ту единственную успешную вечеринку, заключалась в том, что я учился в колледже, и это были проводы Кэша в последний класс.