Она знала, что чем ближе к солнцу, чем выше – тем меньше сил дышать. Там свет – и пустота. Как в сердце.
Надо спуститься, Волче ждет… но она поднималась выше, рассекая облака, и через просвет на землю падали лучи уходящего солнца. Падали, и оседали теплом.
Рядом забили крылья… слишком слабые… слишком мягкие… она все равно обернулась в надежде. Но то была Сорока, что порой улетала от Диколесья далече.
– Ты почему одна летишь, Мать?
Сорока – птица резкая, но добрая. Она не стала дожидаться ответа, просто взяла и пристроилась на потоке ветра.
– Тогда я рядом полечу, если ты не против. И это… там, внизу, тебя Волче ждет.
Он ждал… а ей не хотелось спускаться. стыдно было смотреть в волчьи глаза, стыдно от того, что не вышло, от того что не справилась. Никто не пошел за ней. И что ей небо, что ей солнечный свет, если следом не летит птичий клин?
– Ты чего грустишь, Мать?
Сорока легко поспевала за большим крылом. Хитрая душа, она всегда умела находить обходные пути.
– Они не летят за мной, Сорока.
Та рассмеялась.
– Как не летят? Пара-то вон, сзади летит… поди набедокурили, вот и боятся близко к тебе подлетать.
Она обернулась – и вправду, сзади виднелись серые крылья. Отвыкшие от неба, они то и дело теряли высоту, но продолжали лететь.
Она обернулась – и свет растекся по венам. Она почувствовала, что устала сама. На земле ее ждал волк…
– Ну вот, другое дело! А то я тоже устала!
Сорока с радостью пошла вниз.
На лесной поляне у реки к ним присоединился десяток гусей.
– А остальные?
– Прилетят… если захотят, – ответила за всех Сорока.
– Ты не спасешь всех, – тихо сказал волк. – Ты освободила путь и показала его. Остальное – их дело. Их крылья.
Пойдем. Время возвращаться домой.
Кто пойдет за мечтой
Лететь домой – не быстрое дело. Она понимала птиц: ей самой было совестно возвращаться почти одной. И, наверное, бы не вернулась, но над головой летела Сорока, а рядом мохнатыми лапами переступал верный друг.
Ее ждал город – где только должна начаться серьезная стройка, ее ждало Диколесье – где жили не только волки. Как бы ни было страшно возвращаться, все же… от себя никуда не денешься.
Вот твои крылья, женщина. Вот твои гуси. Вот те, кто пойдет за тобой.
– Ты, главное, сама за собой иди.
Волче щурился от внезапного мартовского снега, заново закрывающего проталины на родной земле. Снегопад весной, как бы силен и размашист ни был – дело не вечное. Знаешь, что стоит только тучам уплыть, как белое полотно сойдет, снова освободит первые промоины, первые черные пятна полей.
Лететь домой – возвращаться к себе. Заново зажигать свое сердце весной … больно. Сложно собирать искры гнева, упавшие с пальцев; сложно возвращать себе силы.
Ее ждали птицы. Ее ждали люди – некоторые уже зажигали костры в честь ее возвращения. Им было неважно, с победой она идет или нет. Главное – возвращается.
Мать Гусей возвращается домой.
Лететь домой – всегда страшно. Вдруг дома еще не началась весна? Вдруг нет еще открытой воды? Вдруг эти люди опять все поменяли? Вдруг не примут свои – крылатые?
Перелетные каждый раз побеждали страхи. Справились и на этот раз. Серые крылья спускали птиц на первые окна на закованной в лед реке.
Вернулись не все – как и всегда. Кто-то остается, кто-то боится, кто-то привыкает жить с обрезанными крыльями.
Кто готов идти за мечтой? Кто готов возвращаться домой? Далеко на юге,в огороженном лесу, один за другим поднимались в небе перелетные – гуси да лебеди. Чего уж греха таить, не все. Кто-то остался. Кто-то не готов был отказаться от трапез по расписанию ради ураганных ветров.
Но таков путь. Она никого не звала за собой…кроме тех, кто готов лететь. Им достаточно было дать крылья и показать окно в тучах, остальных нельзя поднять в воздух против воли.
– Они придут, чего ты.
Сорока села рядом на ветку боярышника.
– Или нет.
Волче стоял сзади.
Те, кто мог, те кто хотел – вернулись. Она сделала, что могла. Она показала путь.
Стальные перья до поры спрятаны в Диколесье, время строить дома.
Ей город (её мечта) – ждал. Резной, странный Китеж-град на границе реальности.
В этом городе
В этом городе пели песни. Ради тех кто вернулся, ради тех, кто еще придет. Пели о других городах, о морях, о штормах. Пели за работой, пели за отдыхом.
В этом городе любили жить.
В городе было мало людей, потому что та, кто заложила фундамент – отродясь лидером не была. Но что взять с женщины, которую вырастили волки? Она все ходила по берегу да говорила с гусями – что с неё взять? Она знала, что ей каждый раз придется идти впереди (это же её город! её гуси!) и это пугало до рези в глазах. Идти бы ей одной – нечего тут бояться; но следом должны идти другие… а она никого не зовет.