И это несмотря на то, что и у Петлюры настоящих войск было мало. Хороших солдат, по официальным сведениям, было не более трех тысяч. Остальные были шайки грабителей из восставших крестьян. Безопасность Киева при этих условиях зависела всецело от немцев, которые играли во всех этих событиях весьма двойственную роль. С одной стороны, они провозгласили «нейтралитет» и невмешательство в домашние ссоры русских с украинцами, с другой — выходило сплошь да рядом, что этот нейтралитет служил на пользу украинцев. Один из немногих успехов добровольцев был остановлен немецкими войсками, которые объявили, что в данном месте нейтральная полоса, и потребовали прекращения военных действий как раз в важный момент преследования добровольцами дрогнувших петлюровцев. Энно из Одессы оказывал давление на немцев в нашу пользу, и благодаря этому они объявили, что не допустят уличных боев в Киеве. Но в общем немцы были в высшей степени ненадежны. Их командование, сохранившее несмотря на революцию некоторое влияние на солдат, явно симпатизировало петлюровцам. Оно, видимо, продолжало традиционную политику немецкой дипломатии, стремившейся к расчленению России.
При этих условиях откладывать нашу поездку в Одессу было действительно невозможно. Но затруднение заключалось в том, что Киев был обложен почти со всех сторон. В момент нашего отъезда был свободен только путь на Харьков. Туда нас и направили, но с предупреждением принять все необходимые меры предосторожности. «У вас, конечно, есть фальшивые паспорта, — заботливо внушал нам напутствовавший нас министр путей сообщения и, подумав, добавил: — Впрочем, кто же не знает, что теперь нельзя путешествовать без фальшивого паспорта». Это было мое последнее впечатление от украинского правительства. Совет обзавестись фальшивым паспортом. Можно ли подыскать более яркое изображение призрачности того государства, где министры вынуждены давать подобные советы. Министр был прав. Фальшивый паспорт на имя Евгения Николаевича Торленко с моим портретом, припасенный еще в Совдепии, пригодился в дороге.
Переезд до Харькова обошелся без каких-либо осмотров, хотя близ станции Ромоданы Полтавской губернии мы проезжали в непосредственном соседстве от поля сражения, видели стоявшие недалеко друг от друга петлюровские и наши войска. Генерал, занимавший Ромоданы, спешивший с эвакуацией, не хотел нас пропускать, говоря, что раньше он должен эвакуировать четыре поезда с воинским имуществом. Но на наше счастье с нами ехало железнодорожное начальство, а в то же время из Киева за движением нашего поезда следил С.Н. Гербель. Железнодорожники вовремя дали телеграмму в Киев, и ответной телеграммой оттуда нас велели пропустить. Мы счастливо проскочили в Харьков, откуда мы должны были искать путь к морю и в Одессу, куда иначе как морем проникнуть было нельзя.
Сведения, полученные нами в Харькове, были весьма безотрадны: путь на Севастополь оказался почти отрезанным, так как близ станции Синельниково действовала разбойничья банда знаменитого Махно, которая останавливала поезда и нещадно их грабила. А путь на Новороссийск был перерезан другой бандой. Поезда, впрочем, ходили как в том, так и в другом направлении. Ввиду важности данного нам поручения ехать было все-таки необходимо. А ждать было немыслимо, как ввиду срочности поручения, так и ввиду событий, назревавших в Харькове. Приход большевиков там ожидался со дня на день. На железнодорожном вокзале прислуга, ожидавшая прихода большевиков, держала себя необыкновенно нахально и грубила пассажирам. Лакей, вообразивший, что я еду на север, говорил мне: «чего вы к большевикам едете, не стоит, они сами сюда придут».
Ввиду неизбежности поездки мы выбрали кратчайший путь на Севастополь. В дороге наши фальшивые паспорта проверялись петлюровцами. Мы ждали с волнением Махно и на всякий случай прикололи имевшиеся у нас пачки «керенок» к оконной занавеске с задней стороны, обращенной к окну. Предосторожность оказалась лишней. Махно, накануне ограбивший поезд, шедший в те же часы, оставил нас в покое. Он, видимо, обладал природой удава, который, только что проглотив добычу, на другой день ее переваривает, а потому пока не нападает.
По приезде в Севастополь нас встретили пассажиры с предыдущего поезда с расспросами: «ну что, ну что, как доехали» и рассказали, что их обобрали до нитки, у некоторых отняли даже шапки. Синельникове мы проспали и только рано утром были разбужены выстрелами. «Ну, все пропало, грабят», — раздался голос полусонного пассажира. Поезд вскоре тронулся. Стреляли не грабители, а офицеры-добровольцы, которые остановили нас для осмотра и проверки документов. От одного из этих добровольцев я узнал о том, как грабят поезда в пути. «Как-то раз, — начал он, — постучались мы в запертое купе первого класса, но оттуда женский голос отвечал: скорее застрелюсь, но не открою дверь. Что делать? Мы обязаны осматривать, пришлось взломать купе. И увидали мы там совершенно раздетую женщину без вещей, без денег и без платья. Вот как очистили».