В наших словах он не понимал самого главного: мы ставили ему на вид, что всякие разговоры с Петлюрой и его сторонниками нарушают верховенство Добровольческой армии, единственной представительницы русской государственной власти на юге России. А он неизменно отвечал: «Я солдат, в политику не вмешиваюсь и стою вне партий, а потому должен разговаривать со всеми. Если бы речь шла о Екатеринодаре, я обращался бы к генералу Деникину, который является хозяином в Екатеринодаре. Но на Украине хозяин Петлюра: поэтому я должен обращаться к Петлюре». Смущение наше усиливалось тем, что начальник штаба д’Ансельма и главный вдохновитель его политики — полковник Фреденберг был человек, несомненно, умный. А его роль была более чем двусмысленна: покровительство украинцам сочеталось у него с явно враждебным отношением к Добровольческой армии. От представителей последней, в частности от одного из министров, я определенно слышал, что, по данным контрразведки, Фреденберг подкуплен украинцами. Впоследствии, когда Одесса была брошена французами, распространились слухи, будто д’Ансельм и Фреденберг получили за это миллионы от большевиков.
Своеобразное объяснение всей этой политики дал генерал Вертело, приезжавший на двое суток в Одессу.
«Вы просто-напросто большие дети, — говорил он председателю нашего совета — барону В.В. Меллер-Закомельскому. — Сами же вы просили меня заступиться за офицеров-добровольцев, взятых в плен петлюровцами. Скажите, как же я мог бы это сделать иначе, чем путем переговоров. Ведь войск у меня почти нет, да и те, которые есть налицо, ненадежны. Знайте, это не те, которые победили немцев». О своих войсках Вертело говорил вообще с величайшей откровенностью.
По его словам, лучшие войска в течение всей войны оставались во Франции. На салоникский фронт давались только отбросы. И вот эти-то люди, плохо дисциплинированные и чрезвычайно доступные большевистской пропаганде, были по окончании войны переброшены в Одессу. «Судите сами, что мне с ними делать. К апрелю ожидается прибытие внушительной цифры колониальных (цветных) войск. Прибудут французские добровольцы. Те и другие безусловно надежны, с ними можно будет предпринять решительные действия; но до их появления надо во что бы то ни стало тянуть время и избегать сражений. Могу вас заверить самым решительным образом, что я сторонник единой России и не признаю самостийной Украины. Но силою вещей я до поры до времени вынужден разговаривать с самостийниками». Таков был общий смысл всех объяснений Вертело.
Положение французов было трагикомическое: победители немцев очутились в Одессе в положении осажденных и все-таки не смели проливать ни капли французской крови. А в то же время голод вынуждал расширить зону французской оккупации. Волей-неволей приходилось «изворачиваться». В конце концов зона была расширена безо всякого сопротивления: французы заняли Николаев, Херсон, Раздельную и ряд других пунктов. Очевидно, что между ними и петлюровцами состоялось на этот предмет какое-то соглашение.
Достигнуть его было не трудно, потому что сами петлюровцы находились в отчаянном положении. В беседе с Энно, их генерал Греков признавался откровенно, что из трех тысяч его солдат, расположенных поблизости от Одессы, не боле 20% надежны, остальные «бандиты». Петлюровцы повсеместно разлагались, а в то же время на них наседали большевики. Немудрено, что они шли на все условия, лишь бы заручиться добрым расположением французов.
В конце концов в Одессе получилось невероятно нелепое положение. Обреченное на гибель «украинское» движение Петлюры хваталось за французов, как за последний якорь спасения. А в то же время французское командование, верное своему девизу «ни капли французской крови», рассчитывало сражаться против большевиков украинскими войсками Петлюры. Вместе с тем создавались совершенно невозможные отношения между французским командованием и Добровольческой армией. Петлюровцы, с которыми французы вели переговоры, были ее отъявленными врагами. В Киеве вся борьба добровольцев против Петлюры велась в расчете на помощь французов, причем надежда на прибытие этой помощи поддерживалась французскими властями. Взятие Одессы добровольцами состоялось в силу прямого приказания французского командования. При этом петлюровцы обращались с пленными добровольцами с варварской жестокостью: многих добровольческих офицеров они расстреляли, в том числе доблестного генерала графа Келлера, а некоторых даже пытали. Поэтому соглашение французов с петлюровцами не могло не произвести на Добровольческую армию самого тяжелого впечатления. Невольно возникал вопрос: что это — наивность, легкомыслие, или сознательная измена России? На все вопросы по этому поводу французское командование неизменно отвечало: «потерпите, нам нужно протянуть время до получения подкрепления».