– Только попробуй поленом! – пригрозила сыну старушка.– Я тогда в ту же минуту из дома уйду!
– Мама,– заплакала Ольга.– Петя уж угрожает нам поленом… Наш Петя, кажется, уже сходит с ума…
Петр сразу сбавил тон:
– А зачем же вы меня так раздражаете… Я больной человек, и вы не должны меня так раздражать…
И, лежа с закрытыми глазами, он протяжно заныл, точно заплакал.
XI
Обеда в этот день не готовили, ничего из провизии не покупали, и получалась большая экономия. Это всех радовало, и об этом в доме много говорили.
– Дела наши поправляются,– несколько раз слышали в течение дня бодрые слова из уст то одного, то другого. Покупали только молоко для больного Петра.
– Стойте, стойте, остановитесь!..– когда выносили деньги молочнице за молоко, истерически закричал Петр, так что все домашние испугались и задрожали.– Дайте, я сперва сосчитаю, сколько вы ей даете!.. А то вы не умеете считать и можете передать лишнее!..
– Оо-хх!..– страдальчески закатила глаза Ольга, поворачиваясь обратно.– З-замучил!..
И она подала ему деньги.
После трудной работы приведения всего дома в порядок было чрезвычайно приятно вымыть с мылом руки и наконец усесться за утренний чай.
Все сидели в первой комнате. На столе шумел самовар. В доме пахло, как всегда после генеральной уборки, идеальной чистотой.
– Сегодня у нас и утренний чай и обед совпали вместе, и получается большая экономия,– сказала Нюня, вкусно отхватывая острыми зубками край ломтя белого хлеба, намазанного сливочным маслом.
– Довольно про экономию! – закричала на девочку мать и отхлебнула из чашечки чай.– Уже надоело! Целое утро только и слышишь, как все говорят про экономию! Как попугаи: "экономия" да "экономия"! А какая тут экономия, когда мы сейчас закусок на гораздо большую сумму съедим, чем если бы сварили обыкновенный обед! Вот если бы эти закуски спрятать да потом получать их порционно, как предлагал дядя Петя!
– Нет, нет, не надо порционно! – запротестовал Вася и заторопился поскорее накладывать себе на тарелку.– Это давайте есть беспорционно, потому что оно нам даром досталось!
– Хотя разочек в жизни поедим как следует!..– горячо поддержала брата Нюня, с ужасом глядя, сколько он себе накладывает.
– А ветчина осталась? – рыскала бабушка по тарелкам и замасленным бумажкам.– Ни кусочка, ни кусочка!
Сидели, ели и хвалили хороший характер тетки.
– Другая бы с собой взяла, а она нам оставила,– говорила Ольга, выбирая на столе глазами.– И вот теперь, благодаря ей, мы сидим и едим. А наш сумасшедший Петька чуть на улицу ее не выгнал: туда не сядь, там не стой, здесь не ходи… Стал прямо ненормальный!
– И другая бы обиделась, а она нет,– сказала бабушка, ковыряя вилкой в жестянке из-под консервов.
– А когда они будут ехать обратно,– рассуждал Вася,– тогда опять всего накупят и нам опять на другой день много всего останется.
– А когда бабушка Надя будет обратно? – спросила Нюня.
– Хоть бы скорей! – сказал Вася.
– Если ее дочь Катя жива и поправляется, тогда не скоро: погостит там у нее,– объяснила Ольга.– А если Катя, не дай бог, умерла, тогда-то скоро: дня через четыре будет обратно.
– Наверное, уже умерла,– уверенно заметил Вася.
– Тогда, значит, на той неделе надо тетю Надю ожидать здесь,– высчитала Нюня.
– Вася,– сказала бабушка со стороны.– Ты жуй хорошенько, иначе не пойдет в пользу: как зайдет, так и выйдет цельным куском.
– Он спешит,– проговорила Нюня, все время отставая от брата.
– Ты сама спешишь! – огрызнулся Вася и весело прибавил: – Вот если бы дядя Петя увидел сейчас, как мы тут отхватываем!
– Ты потише,– испуганно предупредила его Нюня.
Она покосилась на дверь в столовую и окаменела, с длинной рыбиной, захваченной за середину ртом, точно кошка с хорошей добычей.
– О-ди-ча-лые!!! – проскрипел в этот момент в дверях желчный стонущий вопль. – Жж-ре-те???
Толкая впереди себя стул и навалясь обеими руками на его спинку, к ним в комнату неравномерными скачками паралитика въезжал Петр, худой, черный, в одном белье, босой, с безумно вытаращенными глазами. Подъехав к свободному месту у стола, он сперва нацелился, потом с грохотом повалился на стул и костлявой рукой загреб к себе прибор, тем самым как бы присоединяясь к общей семейной трапезе. Затем, прежде чем окружающие успели прийти в себя, он так же сгреб к себе большой кусок свежего хлеба, вывалял его в сливочном масле и с хищным выражением лица стал есть. Очевидно тотчас же почувствовав утомление, он положил голову одной щекой на стол, как на подушку, и продолжал жевать, издавая горлом однотонный певучий звук.