Было слышно, как надрывался на улице Пупс, очевидно принимая важную гостью за обыкновенную голодающую.
– От нее прятать со стола ничего не нужно? – суровым голосом спросил у бабушки Вася и такими глазами посмотрел на хлебницу, на сахарницу, словно тоже, как Пупс, готовился их защищать до последней капли крови.
– О! – воскликнула бабушка с упоением.– Она сама нам даст, а не то что у нас возьмет! Она-то не нуждается, она-то нет, она богатая!
Лай Пупса между тем приближался. Вот он с улицы перебросился в садик.
– Жан, сюда, сюда! Вноси чемоданы сюда! – послышался затем в стеклянной галерее новый приятный женский голос.
Давно не слыхала семья Петриченковых такого голоса, такого выговора! Не здешний, не южный, не крымский, а северный, великорусский, чисто московский был характер речи у тетки. И другим миром сразу повеяло от него, другой жизнью. Пожить бы вот той жизнью! Повеяло шумом, столицей, культурой, хорошим обществом, достатком, воспитанностью, изяществом…
И бабушку охватила дрожь.
– Вася! – зашептала она, побледнев и прислушиваясь к шагам приезжей.– Вася! Поправь сейчас пояс, у тебя пояс криво! А эта дырка откуда? Опять на штанах дырка! У меня уже не хватает ниток ежедневно чинить твои штаны!
– Бабушка, это ничего,– мягко проговорил Вася, поглядывая на двери.– Я этим боком не буду поворачиваться к ней, и она ничего не заметит.
– Бабуля! – в то же время кротко молила Нюня.– А у меня голова не кудлатая?
И она доверчиво подставляла под взгляд бабушки, как подставляют под водопроводный кран, свою бесхитростную квадратную голову.
Но было уже поздно. Бабушка на мгновение совершенно исчезла из ее глаз, словно растаяла в воздухе, как дым, а в следующий момент уже стояла в противоположном конце комнаты, в объятиях приезжей.
– Над-дя!..– сквозь душившие ее слезы повторяла она.– Над-дя!.. Сколько лет!.. Сколько лет не видались!..
- Map-фа!..– отвечала ей теми же изнемогающими причитаниями гостья.– Мар-финь-ка!.. Двадцать лет!.. Двадцать лет не видались!..
Потом приезжая так же горячо здоровалась с остальными.
Целовалась она по-московски, трикратно, два раза крест-накрест, третий раз прямо. И во время ее поцелуев каждый из семьи Петриченковых почему-то всем своим существом чувствовал, что их страданиям пришел конец, что теперь-то они спасены и что тетку послал к ним сам бог. Как, однако, вовремя она приехала!
– А это… неужели это ваш Петр? – остановилась гостья перед постелью больного.– Что с ним? Он болен?
– Да,– мучительно произнесла Ольга, с состраданием вглядываясь в исхудавшее, темное, обросшее лицо брата.– У него сыпной тиф.
– У дяди Пети сыпняк! – звонкими голосами прокричали дети, сперва мальчик, потом девочка.
– Как же это он так заразился? – задала москвичка тот, не имеющий смысла вопрос, который обязательно задают люди, когда внезапно узнают о тяжкой болезни или смерти близко известного им человека.
– Очень просто,– вздохнула Ольга.
– Вошь укусила! – бодро объяснили дети, опять один за другим.– Вошь укусила, вот и готово!
И хозяева и гостья, сделав скорбные лица, встали стеной перед постелью больного. Петр смотрел на них с полным равнодушием, как будто не произошло ничего особенного.
– Он тебя не узнает, Надя,– тихонько сказала бабушка гостье.– Знаешь, он у нас целую неделю без памяти был, даже своих не узнавал! – похвасталась она.
– Да, да, "не узнает",– вдруг грубо передразнил мать Петр, разобравший ее слова не столько по звуку голоса, сколько по движению губ.
И он насмешливо фыркнул носом в подушку.
– О! Узнает!– искренно обрадовалась приезжая и ниже наклонилась к больному: – Здравствуй, Петя!
– Здравствуй,– безразлично ответил Петр тетке и отвел от нее глаза.
– Видишь,– старалась доказать свое бабушка.– Я говорила, не узнает!
Но больной снова, и на этот раз дольше, остановил взгляд на приезжей.
– Что? – воспользовалась случаем москвичка,– что смотришь? Узнаешь? Если узнаешь, тогда скажи, кто я? – спросила она у него тем тоном, каким спрашивают у гадалки.
Петр некоторое время молчал, ничем не изменяя своего апатичного выражения.
– Королева английская,– последовал затем его спокойный ответ.
Дети шумно обрадовались словам дяди Пети, рассмеялись и с жадностью стали ожидать от него еще чего-нибудь в этом же роде.
– Видишь,– сказала бабушка гостье почти с удовольствием,– принимает тебя за королеву английскую.