Чем дольше мы анализировали возникающую систему, тем яснее видели, что стиль управления Путина не был уникальным. Недемократические лидеры всего мира – от Уго Чавеса в Венесуэле до Виктора Орбана в Венгрии – пользуются одними и теми же инструментами8. Многие вдохновлялись примером основоположника этой новой традиции Ли Куан Ю. Он возглавил Сингапур в 1960-е годы и несколько десятилетий стоял у его руля, создав эталонную модель политического контроля. Возможно, кто-то удивится, услышав это, ведь Сингапур заявляет о себе как о демократии (и многими так и воспринимается), а в стране регулярно проходят выборы. Но в этом и заключается главное новшество автократов последнего поколения: они успешно выдают себя за демократов. «У вас есть право называть меня, как угодно, – осадил как-то Ли одного критически настроенного журналиста, – но… зачем мне быть диктатором, если я и так могу безоговорочно победить?»9 Впрочем, он не уточнил, что именно безоговорочные победы на всех выборах являются визитной карточкой современного диктатора.
ТИРАНЫ XX ВЕКА
Что такое диктатура? Этот термин возник в Римской республике и означал временное наделение должностного лица абсолютной властью для управления государством в чрезвычайных обстоятельствах. В наши дни словом «диктатура» обозначается недемократическая форма правления. Оно стало синонимом авторитаризма и автократии, и в этом же смысле мы используем его в нашей книге. В свою очередь, демократия – это система, в которой политические лидеры избираются на свободных и честных выборах, открытых для участия всех – или почти всех – взрослых граждан. В либеральной демократии помимо наличия свободных выборов соблюдается принцип верховенства права, конституция защищает гражданские права и свободы и работает система институциональных сдержек и противовесов.
До XX века в мире не было ни одного полностью демократического государства. Даже те, в которых проводились свободные и справедливые выборы, отказывали в праве голоса большинству женщин10. В 1900 году только в пяти странах избирательное право распространялось на всех мужчин, и в их число не входили США, где на юге страны избирательные права афро-американского населения были ограничены так называемыми «Законами Джима Кроу»11. Помимо нескольких республик с ограниченным избирательным правом, таких как США, политические системы относились к одной из трех категорий: монархия, где верховная власть короля или королевы иногда была ограничена конституцией и частично избираемым парламентом; олигархия, в которой власть принадлежала узкой группе наиболее богатых людей; и колония – то есть территория, находившаяся под властью иностранного государства.
Ситуация поменялась в XX веке, когда по миру прокатились три великие «волны» демократизации12. Первая достигла своего пика около 1920 года; ее подъему способствовали развал европейских империй вследствие Первой мировой войны, образование национальных государств и либерализация избирательного права в странах Запада. Вторая волна пришлась на период между концом 1940-х и началом 1960-х и была вызвана тем, что победители во Второй мировой войне насаждали демократические институты в проигравших странах, а в бывших азиатских и африканских колониях состоялись выборы. Третья волна – настоящее цунами – началась с португальской «революции гвоздик» 1974 года, набрала скорость около 1990-го благодаря падению коммунистических режимов и достигла зенита в середине двухтысячных. К 2015 году больше половины всех стран были электоральными демократиями (в них проживало 53 % населения Земли), а примерно каждая четвертая – либеральной демократией13.
Впрочем, несмотря на распространение демократии в мире, диктатуры не исчезли; за каждой из двух первых волн демократизации последовали откаты. В те отчаянные годы казалось, что идея свободного правления потерпела полный крах. В 1930-е («низкое и бесчестное десятилетие» по выражению У.Х. Одена) авторитарные режимы захватили европейский континент. Диктатуры не просто воспряли – они мутировали. Югославия, Румыния и ряд других стран еще держались за монархическую форму правления. Но бок о бок с ними уже прорастали формы тирании, лучше приспособленные для вовлечения народных масс в политику – то есть для того, без чего немыслима демократия. В ходе и по окончании Первой мировой войны миллионы рабочих и солдат, не имевшие прежде никакого опыта участия в политических процессах, впервые голосовали на выборах. Все это происходило на фоне кровавого побоища планетарных масштабов, подорвавшего веру в либеральный догмат о необратимости прогресса.
1-10
1. О доминировании Партии народного действия в Сингапуре см., например, Freedom House, исследование Freedom in the World 2021: «Парламентская политическая система Сингапура находится под контролем правящей Партии народного действия (ПНД) и семьи действующего премьер-министра Ли Сяньлуна с 1959 года. Электоральная и правовая система, выстроенная ПНД, допускает некоторый политический плюрализм, но ограничивает рост реальных оппозиционных партий и свободы выражения, собраний и ассоциаций». В сентябре 2020-го премьер-министр Ли Сяньлун, как можно понять, высказал сомнение относительно возможности успешного развития страны под управлением другой партии: «Правда ли, что однажды, если сменится правительство, новая партия сможет так же хорошо управлять страной?.. Но говорить так – все равно, что утверждать, что любой человек может быть дирижером Нью-Йоркского филармонического оркестра» (Loong L. H. PM Lee Hsien Loong at the Debate). Другое описание системы как далекой от демократии: Morgenbesser L. Behind the Façade. P. 146–147, и George Ch. Singapore, Incomplete. P. 115–122. О демонтаже демократии, производимом Орбаном, см.: Garton Ash T. Europe must stop this disgrace; Beauchamp Z. It happened there; и How Viktor Orbán Hollowed Out Hungary’s Democracy // Economist. Классификатор политических режимов Varieties of Democracy (V-DEM) относит Сингапур и Венгрию к недемократическим странам, Freedom House – к категории «частично свободные», Polity определяет Сингапур как недемократическую страну, а Венгрию (данные 2018 года) как все еще демократию.
2. В более ранних работах (Guriev S., Treisman D. Informational Autocrats; Guriev S., Treisman D. A theory of informational autocracy; Guriev S., Treisman D. The Popularity of Authoritarian Leaders) мы обозначали эту модель управления термином «информационная автократия». В этой книге ту же модель мы называем «диктатурой обмана» («spin dictatorship»). Отличное исследование нескольких недавних примеров можно найти в: Dobson W. J. The Dictator’s Learning Curve.
3. Подробнее см.: Barry E. Economist Who Fled.
4. Возможно, это прозвучит странно от человека, которого проверяли спецслужбы из-за того, что он участвовал в подготовке некоего документа. Но в случае Сергея внимание Кремля было привлечено не тем, что он выступил с публичной критикой властей – подобная практика была довольно распространена, – а тем, что, с их точки зрения, он вмешался в политически значимое судебное разбирательство.
5. В феврале 2015 года один из лидеров антипутинской оппозиции Борис Немцов был убит у стен Кремля. За это убийство к лишению свободы был осужден бывший офицер чеченских силовых структур и еще четыре человека. Заказчик убийства судом не установлен (см. Nechepurenko I. Five Who Killed Boris Nemtsov // The New York Times). Оппозиционный политик и активист Владимир Кара-Мурза был дважды отравлен в России и оба раза был близок к смерти (Eckel M., Schreck C. FBI Silent on Lab Results in Kremlin Foe’s Suspected Poisoning). В 2020-м лидер оппозиции Алексей Навальный также был отравлен веществом нервно-паралитического действия группы «новичок» (Bennhold К., Schwirtz M. Navalny Awake and Alert). Кремль отрицал свою причастность ко всем этим случаям.
6. Нападения на Немцова, Кара-Мурзу и Навального и подобные им являлись четким сигналом противникам Кремля. Но испытывали ли страх обычные люди? Конечно, мы не можем знать наверняка, но свидетельства указывают на то, что не испытывали – или, по крайней мере, так было до недавних пор. Независимый и авторитетный Левада-Центр в 2019 году проводил опрос о наиболее сильных эмоциях, которые респонденты испытали в последнее время. Только 7 % людей назвали страх. На вопрос о том, какие, по их мнению, эмоции испытывали другие люди в прошедшем году (кажется, такая формулировка воспринимается менее болезненно), страх назвали только 13 %. Самым популярным (36 %) был ответ «усталость, безразличие». В опросах 2003–2017 годов респондентов спрашивали, боятся ли они «возврата массовых репрессий». Больше всего россиян отметили этот страх в 2013 году (30 %), но в том же году респонденты еще сильнее боялись мировой войны, нападения преступников, стихийных бедствий, безработицы и СПИДа. Тем не менее, процент опасающихся возвращения репрессий рос с 2017 года и в 2021-м достиг 52 % – вероятно, как раз в то время, когда Путин завершил свои эксперименты со стратегией обмана (см. «Левада-центр», Характер и структура массовой тревожности в России). В четвертой главе будут представлены данные, указывающие на то, что в диктатурах обмана большая часть респондентов социологических опросов в целом не опасается высказываться критически по отношению к власти.
7. В 2020–2021 годах, пока мы писали эту книгу, применение жестких мер против антипутинской оппозиции – и даже тех, кто просто делал оппозиционные высказывания, – расширилось. По данным правозащитного центра «Мемориал», количество политических заключенных увеличилось с 45 в конце 2014 года до 81 в августе 2021-го; также были люди, осужденные за религиозные убеждения (Мемориал, Годовой отчет, 2013–2014, 20; Мемориал, Список лиц, признанных политическими заключенными). Протесты были подавлены, тысячи человек задержаны. В восьмой главе мы пишем, что диктатуры обмана, похожие на ту,что установилась в первые годы правления Путина, могут переходить к жестким репрессиям, если политика обмана перестает работать в результате тяжелого экономического кризиса или модернизации общества. Репрессии, скорее всего, дадут эффект лишь на короткое время, но у правителя в тот момент может не быть лучшего выбора.
Вероятно, именно этот процесс начался в России в 2021 году. При этом, хотя политзаключенных стало больше, их счет шел на десятки, а не тысячи. Политические убийства случаются реже, чем в большинстве диктатур страха, описанных в книге, и роль государства в них скрывается (хотя не всегда умело). Вплоть до 2022 года Кремль продолжал делать вид, что выборы проводятся свободно и справедливо и что мирные шествия разрешены. YouTube в целом свободен от цензуры. Хотя нападки на независимые СМИ, например, «Новую газету», и социологические службы, такие как «Левада-Центр», учащались, их работа продолжалась. В политических делах обвинения обычно предъявлялись по статьям об «экстремизме» и «терроризме», а также по неполитическим статьям. Навальный был лишен свободы в 2021 году по надуманному обвинению в мошенничестве в отношении компании-производителя косметических средств. В апреле 2021-го власти объявили его политическую сеть («Штабы Навального») «экстремистской», вынудив тем самым прекратить деятельность (Sauer P. End of an Era; Roth A. Russian State Watchdog Adds Navalny). В начале 2021-го, по нашему мнению, диктатура в России занимала пограничное положение между обманом и страхом, все больше продвигаясь в сторону диктатуры страха. Как мы пишем в предисловии к изданию 2023 года, переход к диктатуре страха, по всей видимости, произошел в начале 2022 года.
8. В этой главе мы также проводим сравнение диктаторов обмана с политиками-популистами в демократических странах, такими как Сильвио Берлускони и Дональд Трамп (см. ниже).
9. Safire W. Essay: The Dictator Speaks.
10. Остров Мэн, Острова Кука и Новая Зеландия предоставили женщинам право голоса на национальных выборах ранее 1900 года, но они были колонией, протекторатом или зависимой территорией Британской короны соответственно, а не независимыми государствами (Teele D. L. Forging the Franchise. P. 1–3). В некоторых других случаях женщины, владевшие собственностью, могли голосовать, но обычно только на местных выборах. В отдельных штатах США правом голоса обладали все женщины (напр. Вайоминг, Колорадо, Юта и Айдахо).
11-20
11. Франция, Бельгия, Швейцария, Греция и Канада (мы используем Lexical Index of Electoral Democracy; см.: Skaaning S.-E., Gerring J., Bartusevicius H. A Lexical Index of Electoral Democracy).
12. Хантингтон С. Третья волна; Markoff J. Waves of Democracy.
13.Мы используем данные «Varieties of Democracy» (V-DEM), версия 10, переменная «Regimes of the World» («Политические режимы в мире»), в 2015 году 23,5 % стран были либеральными демократиями. См.: Coppedge М. et al. V-Dem Codebook V.10. В действительности доля демократий выше, поскольку V-DEM не включает несколько небольших островных демократий в Карибском бассейне и в Азии.
14. См. Aron R. The Future of Secular Religions.
15. Пинту А. К. Фашизм, корпоративизм и создание авторитарных институтов в диктаторских государствах Европы в межвоенный период.
16. См. напр.: Wiarda H. J. Corporatism and Comparative Politics.
17. О Маркосе см.: Hutchcroft P. Reflections on a Reverse Image. О Бенджедиде см.: Stone M. The Agony of Algeria. P. 64–65.
18. История знает отдельные исключения: лидер движения за независимость Кении Джомо Кениата и несколько эмиров стран Персидского залива прибегали к умеренным репрессиям. Но в сравнении с последними десятилетиями стратегии низкоинтенсивного насилия были редкостью (об этом подробнее во второй главе). Даже если автократы не убивали массово своих оппонентов, как аргентинский политик-популист Хуан Перон, они часто сажали диссидентов в тюрьмы тысячами (см. напр.: Blankstein G. I. Péron’s Argentina. P. 204).
19. French H. W. Anatomy of an Autocracy.
20. Natanson G. Duvalier, Terror Rule Haiti, Island of Fear.