И эта волна преследований была порождена навязчивой бредовой идеей Сталина о том, что его повсюду окружают потенциальные враги. Эта идея проявлялась у него во все более патологических формах. Хотя в действительности на него не было совершено ни одного покушения, он жил в постоянном страхе, полагая, что большинство советских граждан только и думают о том, как бы его свергнуть или убить. Может быть, несмотря на полный аморализм, беспримерное отсутствие совести и мессианскую убежденность в том, что он стоит над законами и может делать с людьми все, что ему заблагорассудится, его все же начинали тяготить воспоминания о собственных злодеяниях, и он ощущал страх, что его в конце концов настигнет проклятие двадцати миллионов сограждан — в такое число жертв обошелся массовый террор, не считая потерь военных лет. Невольно вспоминаются эсхиловы «Эвмениды», где изображены богини мести эринии, погружающие злодея в безумие и путающие его чувства, взирающие на него налитыми кровью глазами, день и ночь преследующие его, подобно гонимому зверю. Даже постоянная бдительнейшая охрана его персоны чекистами — специально обученными телохранителями — не давала ему ощущения истинной безопасности, из-за чего он пришел к абсурдной мысли найти себе «двойника», который, заменяя его в определенных случаях, самым надежным образом защитил бы его от возможного покушения.
Кажущаяся на первый взгляд дикой история «бутафорского Сталина» уже давно была известна западным спецслужбам, но в России ее подтвердили только в 1990 году. Журнал «Советская молодежь» тщательно собрал все доступные данные и факты на эту тему, и в его январском номере перед читателями предстал собственной персоной двойник Сталина в лице бухгалтера, еврея по фамилии Любицкий. Внешне Любицкий практически не отличался от Сталина, а после обучения присущим ему особенностям, движениям и формам общения стал настолько не отличим от него, что даже членам правительства на почетной трибуне на Красной площади было чрезвычайно сложно заметить различие. По неизвестным причинам, которые, по всей видимости, опять же коренились в параноидальных идеях Сталина, Любицкий был в 1952 году арестован и заключен в один из сибирских лагерей, откуда вышел только после смерти диктатора. Согласно Ванденбергу, у Любицкого взяли подписку о том, что он будет хранить свою деликатную роль двойника Сталина в строгом секрете. Поэтому он решился рассказать всю правду лишь незадолго до смерти.
Начиная с 1947 года, Сталин начал заметно стареть. Милован Джилас, встречавшийся с ним во время своего визита в Москву, также обратил на это внимание, однако заметил при этом: «Но в одном это был прежний Сталин: он был упрям, резок и недоверчив к тем, чье мнение отличалось от его собственного». И другие люди, встречавшиеся с ним в эти годы, указывали на то, что он казался одряхлевшим, и походка его стала неуверенной. Общее состояние его здоровья ухудшилось, но его дочь Светлана особо выделяла то обстоятельство, что и состояние психики отца вызывало беспокойство. Врачи, приближавшиеся к нему не без страха, полагали, что причиной упадка его интеллектуальных сил является прогрессирующий склероз сосудов мозга.
Явным указанием на то, что с его мыслительным механизмом происходят тревожные изменения, явилось, наряду с прочим, его странное отношение к науке. Он всегда питал пристрастие к народной медицине и знахарству, теперь же он чувствовал себя заложником медицины научной и выказывал ее представителям все большее недоверие и растущую враждебность. С присущей ему садистской склонностью унижать других людей или ставить их в неловкое положение он с удовольствием вжился в роль, которая позволяла ему обливать грязью настоящих ученых и публично осыпать милостями сомнительных шарлатанов.