Эта дворцовая революция, описанная Эренбургом и Пономаренко, нашла свое косвенное отражение и в советской прессе. Начиная с 8 февраля, «Правда» ежедневно раздувала кампанию против «врачей-убийц» и «шпионов», доведя атмосферу в стране до настоящей шпиономании. Однако 1 марта читатели были удивлены тем, что не смогли найти ни одного слова о заговоре врачей и «евреях — врагах народа». Зная факты, нетрудно найти объяснение: вся власть перешла в руки президиума ЦК. В правительственном сообщении, которое, правда, появилось только 4 марта, говорилось, что внезапная болезнь «временно» препятствует Сталину исполнять свои обязанности. В качестве болезни был назван инсульт на почве кровоизлияния в мозг, случившийся у Сталина 2 марта в его квартире. Это сообщение, в котором ни место, ни время не соответствовали действительным событиям, заканчивалось словами: «Центральный Комитет и Совет Министров СССР полностью осознают все значение того факта, что тяжелая болезнь товарища Сталина повлечет за собой его более или менее продолжительное неучастие в руководстве. Центральный Комитет и Совет Министров со всей серьезностью учитывают при руководстве партией и страной все обстоятельства, вытекающие из временного отхода товарища Сталина от руководящей работы в государстве и партии».
Смерть Сталина
Точные обстоятельства смерти Сталина на настоящий момент известны еще не полностью, поэтому нам придется в основном с определенной осторожностью опираться на рассказанное Хрущевым.
Судя по всему, первым, кому Хрущев рассказал о подробностях, касающихся смерти Сталина, был Аверелл Гарриман, который во время войны был американским послом в Москве. В книге «Frieden mil Ruвlarud?» («Мир с Россией?») Гарриман пишет: «Так называемое «дело врачей», в котором группа медиков обвинялась в заговоре с целью убийства руководящих коммунистов, было, судя по всему, придумано Сталиным для того, чтобы устроить новую чистку. Многие наблюдатели полагали, что люди, окружавшие Сталина, из страха погибнуть в новой массовой чистке, сами прикончили старика. Мне это всегда казалось сомнительным. В одной из бесед Хрущев изложил мне свою версию смерти Сталина. Позже по моей просьбе он разрешил мне опубликовать ее. Как рассказывал Хрущев, в последние годы жизни Сталин стал еще более недоверчивым, деспотичным и жестоким, чем во время войны, когда я с ним познакомился: «Он не доверял никому, и никто из нас не доверял ему. Он даже не поручал нам работы, с которой не мог справиться сам. Нам было очень трудно с ним. Однажды вечером В субботу он пригласил нас на ужин на загородную дачу, — продолжал Хрущев. — Сталин был в хорошем настроении. Это был веселый вечер, и все мы были довольны. Затем мы поехали домой. По воскресеньям Сталин имел обыкновение звонить каждому из нас, чтобы поговорить о работе, но в это воскресенье он не позвонил, что показалось нам странным. В понедельник он не вернулся в город, а вечером в понедельник нам позвонил начальник его охраны и сказал, что Сталин болен. Мы все — Берия, Маленков, Булганин и я — поспешили к нему за город. Он был уже без сознания. В результате кровоизлияния были парализованы рука, нога и язык. Мы три дня оставались возле него, но он не приходил в сознание. Потом он на какое-то время пришел в себя, и мы пошли в его комнату. Сестра поила его чаем с ложечки. Он пожал нам руки, слабо улыбнулся и показал здоровой рукой на картинку над кроватью, где маленькая девочка с ложечки поила барашка. Этим жестом он показал нам, что так же беспомощен, как этот барашек. Чуть позже он умер. Я плакал. Мы в конце концов все были его учениками и обязаны ему всем».
Я спросил, назначил ли Сталин перед смертью преемника. Хрущев ответил почти с горечью: «Он не назначил никого. Он думал, что будет жить вечно».