Эрих Фромм считает Алоиза Гитлера человеком, любившим жизнь, обладавшим чувством долга и ответственности, и полагает, что в роли воспитателя этот человек вовсе не был страшилищем, перед которым сын вынужден был бы постоянно трепетать — в общем, по мнению Фромма, тираном он не был, а был всего лишь авторитарным человеком. Однако это мнение во многих отношениях противоречит имеющимся у нас документам, касающимся роли отца в юности Адольфа Гитлера. Похоже, что образ отца был для мальчика всем, чем угодно, но только не примером для подражания. Алоиз Гитлер был сварливым, вспыльчивым и грубым, не гнушался рукоприкладством, порой даже по отношению к собственной жене и ни в чем не повинной собаке, которую по малейшему поводу «колотил до тех пор, пока та не начинала корчась мочиться на пол». А практиковавшиеся им экзекуции с применением плетки из шкуры бегемота показывают, что он считал жестокие «физические методы воспитания» вполне совместимыми с нормальным психическим развитием ребенка — позже, «в период борьбы», Гитлер любил ходить с плеткой. Джон Толанд пишет о том что от подобных экзекуций больше всего страдал сводный брат Адольфа Алоиз младший, которого отец однажды бил плеткой до тех пор, пока он не потерял сознание. Сестра Паула позднее рассказывала, что и Адольф «ежедневно получал причитающуюся ему порцию побоев», а из воспоминаний Франца Етцингера о юности Гитлера мы узнаем, что Адольф бывал бит, еще не достигнув четырех лет. Однажды Гитлер признался Хелен Ханфштенгль в том, что пережитые унижения доставляли ему больше страдании, чем сами побои.
Страшные последствия которые эта «черная педагогика» имела для личности Адольфа Гитлера, Элис Миллер иллюстрирует примерами его последующих преступных действий. Тиранические методы отцовского воспитания заставляли Адольфа жить в постоянном страхе. Отец не признавал извинений за допущенные или только пред полагаемые проступки и единственную надежду спастись or очередного избиения и сохранить остатки собственного достоинства давала ложь. Рудольф Олден рассказывает о том каким рабским унижениям Алоиз Гитлер подвергал своего сына. «С Адольфом он находил меньше всего взаимопонимания. Он тиранил его. Если старый унтер офицер хотел позвать Адольфа то он свистел в два пальца». Столь унизительное положение, когда собственный отец вместо того, чтобы произнести твое имя, подзывает тебя свистком, как собаку, Миллер сравнивает с положением евреев в третьем рейхе, где их, безымянных и бесправных, сделали жертвами полнейшего произвола. В то время еврей по происхождению подвергался изощреннейшим унижениям. При этом никакие дела, особые заслуги и даже храбрость, проявленная во время первой мировой войны не могли служить ни оправданием, ни даже смягчающим, обстоятельством — феномен, дотоле невиданный во всей истории. Элис Миллер усматривает в этом бессознательный акт повторения впечатлении детства, посредством которого он транспонировал свою юношескую травму на весь немецкий народ. «Он не оставил еврею ни одного шанса потому, что, будучи ребенком, Адольф не имел никаких шансов избежать побоев отца. Дело в том, что причина этих побоев не в поведении ребенка, а в нерешенных проблемах отца. Когда у такого отца портится настроение, он может вытащить спящего ребенка из постели, чтобы избить его, и тем самым восстановить утраченное равновесие нарциссической психики».