В этом отрывке уже проглядывает склонность с уверенностью всезнайки вносить поправки в профессиональные объяснения специалистов, что в дальнейшем стало для него правилом. Кроме того, здесь мы вновь сталкиваемся с «мимозной» чувствительностью к высказываниям, способным как-то принизить созданную нарциссизмом идеальную картину его личности. Согласно Эриху Фромму, интенсивность подобного нарциссизма прямо пропорциональна степени осознания личностью свой избранности. Чаще всего это характерно именно для политических лидеров: уже в юные годы у таких личностей возникают притязания на непогрешимость, абсолютное первенство и неограниченную власть — скоро эти черты ясно проявятся и в характере Адольфа Гитлера.
Преодоление кризиса идентификации
В мае 1913 года Гитлер внезапно принимает решение покинуть Вену и переехать в Мюнхен для того, чтобы поступить там в Академию художеств. Однако здесь его ожидало очередное поражение — как и в Вене, ему было отказано в приеме. По сообщению Смита, Гитлеру пришлось зарабатывать на жизнь, разнося свои картины по домам или предлагая их в пивных. Как и в Вене, он вел жизнь одиночки и чудака, который, по словам его квартирной хозяйки Элизабет Попп, хоть и источал «австрийский шарм», но на самом деле не пытался ни с кем завязать близкий контакт. Время, свободное от живописи и чтения книг и журналов, он проводил в кабачках, где не упускал ни одной возможности поговорить о политике. Тогдашним его слушателям запомнилась необычайная сила убеждения и страстная жестикуляция этого в общем-то неловкого, неуверенного в себе и замкнутого человека. Все свидетели сходятся на том, что поведению Гитлера были присущи явно психопатические черты — гипертрофированная потребность в признании, импульсивные, агрессивные реакции, неустойчивость настроения, упрямство и несговорчивость. Крайне искаженные представления и фантастически смелые планы на будущее, которые он высказывал, в основном воспринимались окружающими с усмешкой, но достаточно часто вызвали замешательство и смущение. Он всегда тщательно старался не проявить недостаток знаний или признаки слабости. Здесь ему пригодился опыт юности: будучи хорошим и хладнокровным наблюдателем, он еще мальчишкой научился сознательно использовать слабости других людей.
18 января 1914 года он был грубо вырван из мира грез: его арестовали по обвинению в уклонении от службы в австрийской армии. Однако он сумел вызвать у австрийского консула такое сострадание к себе, что ему разрешили явиться на призывной пункт не в Линце, по месту приписки, а в Зальцбурге, который был расположен поближе. Примечательно, сколь просто ему удалось убедить и генерального консула, и военное ведомство в полной своей невиновности, какое сочувствие вызывают страдания, перенесенные им в австрийской столице и описанные в оправдательном письме: «Я был молодым, неопытным человеком… У меня не было никакой поддержки, я был предоставлен лишь самому себе. Тех жалких крон, а порой геллеров, которые я мог выручить за свои работы, было недостаточно, чтобы заплатить за ночлег. Два года моими подругами были только нужда и забота, моим единственным спутником был вечный неутолимый голод. Я никогда не был знаком с прекрасным словом «юность». Сегодня, по прошествии пяти лет, у меня еще остается память об этом в виде обморожений пальцев на руках и ногах… Но, несмотря на великую нужду и часто более чем сомнительное окружение, я ни в чем не уронил свое имя, не согрешил против закона и совести, за исключением этой повестки с призывного пункта, о существовании которой я даже не знал».
Однако в действительности еще в конце лета 1908 года Гитлер сказал своему другу Кубицеку, что не желает служить в одной армии с чехами и евреями и не желает сражаться за габсбургское государство, но в любой момент готов отдать жизнь за Германскую империю. С помощью генерального консула, которому он поведал о «тяжелом легочном заболевании» в юности и с пометкой «не исключено заболевание легких», с разрешения консула поставленной в документах, он прошел медицинскую комиссию в Зальцбурге именно с тем результатом, на который рассчитывал: 5 февраля 1914 года он был признан «негодным к строевой и нестроевой службе».