– Лев Иванович, но вы же сами знаете, чьи, – тихо сказал Кедров.
– То есть кто-то из отцов города привез на своем вертолете эту краску, а потом всю ночь носился по городу, как ошпаренный, и рисовал граффити? Или, может, он кого-то нанял для этой непыльной работы? А не проще ли им, собравшись, решить, что новые контракты с китайцами лучше не заключать, а те, что уже подписаны, расторгнуть к чертовой матери? – Все молчали, и Гуров подвел итог: – Итак, с этим вопросом вы не разобрались. Переходим к следующему. Петарды, которые бросали во дворы некоторых домов в ночь с 24 на 25 марта. Что об этом думаете?
– Ну, с этим как раз все ясно, – оживился Никитин. – Мальчишка был уверенно опознан продавщицей магазина игрушек.
– Угу! Дмитрий Батюшкин, тринадцати лет от роду, проживающий в интернате вместе с двумя младшими братьями и пятнадцатилетней сестрой Ольгой. Их отец работает главным инженером на одном из приисков господина Кольцова. И до того их семье трудно живется, что взыграла в мальчишке классовая ненависть! – издевательским тоном говорил Гуров. – Только откуда он деньги взял, чтобы петарды купить? Если учесть, сколько их взорвалось, то сумма приличная получается. Ему их из дома прислали или сам заработал? Кто с ним разговаривал?
– Его допрашивал лично, – подчеркнул Никитин, – полковник Сафонов. Только этот подонок молчал и вообще ничего не говорил!
– Протокол допроса я читал, только там почему-то не указаны имя и должность как полномочного представителя несовершеннолетнего, так и защитника, без которых с ним вообще беседовать нельзя было. Подчеркиваю! Беседовать! Но никак не допрашивать! – гневно заявил Гуров. – Так кто это были? Учитель? Психолог из интерната? Адвокат? Или у Сафонова разыгрался ранний склероз, что он забыл их пригласить? Так я ему напомню! Так напомню, что до конца жизни не забудет!
– Да чего с этим паршивцем церемониться! Из-за него человек погиб! – возмутился Никитин.
– То есть у вас имеются твердые доказательства того, что этот мальчик не только купил петарды, но и сам бегал ночью по городу и их через заборы кидал? – спросил Гуров. – Его кто-то видел? Его на месте преступления поймали? Отпечатки его пальцев на уликах нашли? Тогда где протоколы допросов свидетелей? Где заключение экспертизы?
– Вот пусть бы и объяснил, для кого он их покупал, но он ведь молчит! – стоял на своем Никитин.
– Кстати, как вы его опознавали? – поинтересовался Гуров. – Ну, вышли вы на магазин, где петарды были проданы. Ну, описала вам продавщица мальчика, который их купил. Что дальше?
– Да взяли ее и поехали с ней по всем школам, вот она в интернате его и увидела, – сказал Никитин.
– И как же это выглядело на практике? – спросил Лев.
– Мы заходили с ней во время урока в классы, где этот мальчишка по возрасту мог учиться. Там-то она его и опознала, и мы его тут же с собой забрали, – объяснил Никитин.
– На виду у всех? – воскликнул Гуров.
– А чего с ним миндальничать? – возмутился Никитин.
– Знаете, чем больше я вас слушаю, тем больше убеждаюсь, как же прав был бывший губернатор, когда сказал, что все ваше управление надо разгонять к чертовой матери! – не сдержался Гуров, вскочив из своего кресла и в ярости расхаживая по кабинету. – Ну, пусть не все управление, но кое-кого отсюда точно надо гнать поганой метлой!
– Господин полковник, а вы не слишком много на себя берете? – севшим от ненависти голосом спросил Никитин.
– Молчать! – рявкнул Гуров так, что все потупились. – А теперь ответьте мне, в чью светлую голову пришла столь гениальная мысль: проводить опознание именно таким образом? Что? Трудно было пройтись по школам и под благовидным предлогом собрать фотографии подходящих по возрасту учеников? Показать продавщице мальчишек во время перемены или просто чуть дверь в класс приоткрыть, чтобы она в щелку посмотрела? Зачем нужно было устраивать этот парад-алле? Ну, что молчите? Никитин! Кто инициатор этой затеи?
Судя по тому, что тот упорно молчал, ответа уже и не требовалось, но капитан Чернов не удержался, хотя к нему и не обращались, и заявил:
– Вообще-то я предлагал потихоньку показать продавщице учеников, но полковник Сафонов приказал провести такое явное опознание, чтобы впредь другим хулиганам неповадно было.
– Нет, Сафонов даже не дурак! Он идиот! А это уже клинический случай, не поддающийся лечению! – сказал Лев, да вот только голос у него больше походил на волчье горловое рычание.
– Что вы себе позволяете? – взвился Никитин. – Вы оскорбляете честь и достоинство высшего офицера в присутствии его подчиненных! Вы думаете, на вас управа не найдется?
Тут Гуров так шарахнул кулаком по столу, что на нем все подпрыгнуло, а присутствующие замерли.– Я позволяю себе ровно столько, сколько могу! У меня и генералы, бывает, по известным адресам ходят! Для малопонятливых объясняю. Мальчишка здесь совершенно ни при чем. Это настолько очевидно, что не увидеть этого мог только слепой, а не понять – только такой законченный кретин, как Сафонов! Ему дали деньги и попросили или приказали купить! Он купил! А теперь три варианта. Первый. Это его друзья. Вспомните себя в его возрасте! Ну, как можно выдать друга? Тем более когда тебя публично взяли и опознали. Ведь если ты хоть слово скажешь, тебя будут на веки вечные считать предателем. Как ему после этого в интернате оставаться? Второй. Эти люди были ему совсем не друзья, а те, кем он восхищается и кому стремится подражать. И он для них готов на все! Тут уж из него слова не выжмешь! Третий. Его заставили это сделать. Когда он узнал, что из этого вышло, то испугался! Если бы его потихоньку пригласили для беседы… Подчеркиваю! Потихоньку! Для беседы! – почти проорал Гуров. – Да еще в присутствии человека, которому он доверяет, он бы все рассказал. А теперь он бы и рад рассказать, но его запугали уже те, для кого он эти чертовы петарды покупал! И его есть чем шантажировать – там же, кроме него, еще братья и сестра. И вызвать его на откровенный разговор теперь будет очень сложно, потому что один идиот… Надеюсь, всем понятно, кого я имею в виду? Так вот, этот идиот думал явно не тем местом, которым надо, а тем, которым в кресле сидит. Пока сидит! – подчеркнул Гуров. – И в результате мальчик только еще больше испугался. Я внятно объяснил? – Вопрос был чисто риторический, так что ответа он ждать не стал. – Никитин! Где сейчас Дима и его родные?– После беседы он был отправлен обратно в интернат, – ответил тот.
– Их что, нельзя было поселить где-нибудь отдельно? – взорвался Гуров.
– Да кто бы согласился этих малолетних преступников у себя приютить? – удивился Никитин.
– Только суд определяет, преступник человек или нет, но никак не вы! А он в силу возраста еще и неподсуден! – отрезал Гуров. – Итак, кем конкретно было принято решение о том, чтобы вернуть Диму в интернат? Вы что, не понимали, какая там у него жизнь после этого началась? Повторяю свой вопрос: кто персонально принял это решение?
Он уже и так это знал, но ему требовалось, чтобы имя Сафонова было произнесено вслух, причем кем-то из его прихлебателей, а не сторонниками Кедрова. Он давал этим предателям шанс покаяться и вернуться в, так сказать, лоно истинной церкви. И, глядя сейчас на них, Гуров легко читал на лицах офицеров обуревавшие их эмоции. С одной стороны – Кедров, который сам себе не хозяин, а делает только то, что ему велят, и поэтому продвижения по службе при нем ждать не приходится, или приходится, но уж очень долго. С другой стороны, Сафонов. Пусть и пришлый, но зато родственник самого Стрелкова, с помощью которого он легко скинет Кедрова, займет его место и уж тогда не забудет тех, кто его с самого начала поддерживал. И то, что какой-то Гуров сейчас катит на него бочку, ничего не значит, потому что родня – есть родня. Итак, они переглянулись, и ими было принято молчаливое решение хранить верность своему будущему благодетелю.
А вот сторонники Кедрова не колебались ни секунды, потому что спокойная жизнь дороже – они знали, что, если бы Сафонов стал начальником управления, их ждало бы самое беспросветное будущее. Да! Афанасий Семенович не ума палата, зато он свой. Как говорится, он – сукин сын, но он наш сукин сын! При нем все понятно и предсказуемо. И сейчас, глядя на то, как Гуров рьяно взялся за Сафонова, они поняли, что тому кранты. Да, Сафонов родственник, но только одного Стрелкова, а Гуров пользуется уважением у всех отцов города во главе с самим губернатором. Вот и получалось, что если Кедрова почему-то снимут, то Сафонова уже не назначат. Но ведь может прийти человек совсем со стороны, со своими заморочками и тараканами в голове, а вот этого никому не хотелось. Пусть уж лучше все остается как есть. Сторонникам Кедрова даже переглядываться не надо было, чтобы начать топить Сафонова по полной программе. Первым, естественно, был капитан Чернов, сказавший: