Как же получилось, что в среде российской интеллигенции, рожденной по мановению самодержавия, возникло оппозиционное течение? Почему определенная часть интеллигенции пошла против правительства?
Мне кажется, что стремительный рост интеллигенции, а с ней и культуры — это только одна сторона дела. Другая состояла в том, что интеллигенция не только росла, но и поляризовалась. На одном полюсе оказывалась немногочисленная высокообразованная дворянская интеллигенция, на другом — почти в три раза более многочисленные, но далеко не столь широко и блестяще образованные интеллигенты из непривилегированных слоев.
Соответственно расслаивалась и культура. Кабинеты дворян-литераторов превратились в лаборатории духа, где совершались наиболее важные открытия, в частности, в области словесности. По заказу высокопросвещенного дворянского вкуса интеллигенцией Второго порядка создавались шедевры архитектуры, музыки и живописи, собирались библиотеки. Рафинированная культура высших слоев была весьма эзотеричной, «для своих». Параллельно в кругах непривилегированной интеллигенции доживали свой век эстетические приоритеты давно минувших эпох, в том числе литературные памятники петровского времени и даже более ранние. (Культурное отставание широких кругов интеллигенции Первого порядка, которые в силу материальных и социальных обстоятельств не могли подняться к вершинам просвещения своего времени — есть явление, вообще характерное. Именно оно объясняет, например, почему в дни жизни Пушкина наибольшей популярностью у широкой публики пользовались Бенедиктов, Марлинский и Кукольник, а в дни жизни Блока — Фофанов и Бальмонт.)
Культурная дифференциация усугубляла общественную напряженность, несла с собой конфликт мировоззрений, четко разводила жизненные позиции на «благородное расстоянье». Этот конфликт дошел до нас в литературной полемике тех лет. Дворянская интеллигенция подвергалась насмешкам и уязвлениям со стороны интеллигенции «демократической»[2]. Но если бы только ее! В составе собственного класса дворян интеллигенты того времени представляли собой маленькую групку — всего около 10 %. Крохотный островок просвещения в океане невежественного и спесивого варварства… Не здесь ли следует искать ответ на наш вопрос? Сатира Сумарокова, Новикова, Фонвизина, Радищева и Крылова напоминает нам о том, сколь непросто и двусмысленно было положение дворянской интеллигенции внутри «своего» класса и под эгидой «своего» правительства.
Литературная борьба, начатая сатириками, быстро перенеслась на поле самой жизни, обернулась борьбой политической. Позиция правительства было логична и понятна: оно не могло делать ставку на образованное меньшинство, как бы умно и симпатично оно ни было, а должно было опираться на могущественное, хотя и косное большинство и, вместе с тем, выражать его волю и интересы. Силой этих обстоятельств просвещенное дворянство становилось оппозицией. Возникло явление «дворянской фронды», проявившееся уже в 1760-е гг.
Лиха беда — начало. Все перечисленные писатели подверглись гонениям, многие кончили весьма плохо, их судьбы были сломлены. Статистика судебных преследований эпохи Павла Первого однозначно указывает на главный объект репрессий: просвещенное дворянство. Подобной статистики екатерининского царствования нет, но разгром московских масонов, объединявших именно дворянскую интеллигенцию, процессы Радищева и Новикова, разгром и закрытие типографий П. Богдановича, И. Рахманинова, Типографической компании — все это акты той же политики. Дворянская интеллигенция, со своей стороны, пыталась ограничить самодержавие: в 1760-е гг. посредством известного проекта Н. Панина, не осуществленного, в 1801 г. — посредством осуществленного цареубийства, в 1816–1825 гг. — деятельностью тайных декабристских обществ.
Но неверно думать, что вся интеллигенция была оппозиционна. Ничего подобного. Недворянская интеллигенция, нападая на дворянство, до небес при этом превозносила правительство, была практически стопроцентно лояльной. В правительстве она видела свою опору и защиту, гаранта своего будущего благополучия. Правительство ценило эти настроения, обрушивая свой гнев не на интеллигенцию вообще, а именно и сугубо на просвещенное дворянство. Впрочем, последнее не было однородно в политическом отношении: «гасильников» хватало.
2
Как тут не вспомнить пушкинского «геральдического льва», которого осел лягает «демократическим копытом».