При этих предпосылках, естественно, было совершенно безразлично, какие формы примет сепаратный мир, как урежет он границы России, какое бремя возложит на народ и какое толкование самоопределения народов принесет с собой. Было безразлично и то, будет ли способна Россия к дальнейшей войне, или нет. Европейская революция, по их мнению, должна была быть лучшим оплотом русской революции, она должна была принести полное и настоящее самоопределение народам, находящимся на русской территории.
Европейская революция, проведя и укрепив у себя социализм, станет орудием устранения всех препятствий, стоящих, благодаря экономической отсталости России, на пути к проведению в ней социалистического производства.
Все это было логично и достаточно обосновано, как скоро принята предпосылка, что русская революция неизбежно вызовет европейскую. А что же тогда, когда последняя не наступит?
Предпосылка пока еще не подтвердилась. И европейские пролетарии обвиняются в измене русской революции, но это ни что иное, как обвинение неизвестного, ибо кого же можно сделать ответственным за поведение европейского пролетариата?
Старое марксистское положение гласит: революции не случаются, а порождаются условиями. Условия же Западной Европы так отличны от условий России, что революция в последней может и не быть прологом революции на Западе.
Когда в 1848 г. вспыхнула революция во Франции, она тотчас же перебросилась в Восточную Европу, но остановилась на русской границе; и обратно: когда революция 1905 года разбила свои оковы, она вызвала на Западе некоторое более сильное движение и борьбу за избирательное право, но ничего, что можно было бы назвать революцией.
Но особенно упрекать большевиков за то, что они ожидали европейской революции, нельзя. Ведь и другие социалисты тоже ожидали. Да и мы приближаемся к такому состоянию, которое принесет с собой значительное обострение классовой борьбы и целый ряд неожиданностей. И если большевики до сих пор заблуждались в своих ожиданиях революции, то разве не ошибались иногда также Бебель, Энгельс, Маркс? Этого, конечно, нельзя отрицать. Разница между ними лишь в том, что последние никогда не назначали для революций определенного срока, не строили на этом своей тактики и не ставили существование своей партии и развитие пролетарской классовой борьбы в зависимость от наступления революции, а пролетариат перед дилеммой: революция или банкротство.
Как все политики, так и они ошибались иногда в своих ожиданиях, но никогда такая ошибка не могла завести их на ложный путь или в тупик.
Наши большевистские товарищи поставили все на карту всеобщей европейской революции. Когда карта была бита, они должны были пойти по пути, который ставил перед ними неразрешимые задачи.
Без армии они должны были защищать Россию от могущественного и беспощадного врага; создать режим благосостояния для всех при всеобщем разложении и обеднении. Чем меньше было материальных и интеллектуальных условий для того, к чему они стремились, тем больше они вынуждались заменить недостающее применением голой силы диктатуры, и тем скорее, чем больше росла оппозиция против них в народных массах. Отсюда с неизбежностью диктатура вместо демократии.
Но если большевики ошиблись в своих расчетах, что, став правительством, им удастся развязать европейскую революцию, то не в меньшей мере ошиблись они и в другом ожидании, что достаточно им захватить в свои руки бразды правления, как ликующее большинство народа пойдет за ними. Правда, при создавшихся в России условиях они как оппозиция могли, как было уже отмечено, развить громадную пропагандистскую силу. Ничтожная кучка в начале революции, они стали настолько сильны, что могли захватить в свои руки власть. Но имели ли они за собой массы населения?
Это должно было установить учредительное собрание, созыва которого требовали как другие революционеры, так и сами большевики. Последние особенно бурно требовали некоторое время созыва учредительного собрания на основе всеобщего равного прямого и тайного избирательного права.
Непосредственно после завоевания правительственной власти большевиками новый строй был признан вторым российским съездом советов при протесте сильного меньшинства, покинувшего съезд. Но и большинство пока еще не отвергало учредительного собрания. Резолюция, утверждавшая советское правительство, начиналась словами: “для управления страной д о с о з ы в а у ч р е д и т е л ь н о г о с о б р а н и я учреждается временное правительство рабочих и крестьян, которое называется: “С о в е т о м Н а р о д н ы х К о м и с с а р о в”.