Как бы то ни было, все же следует ожидать, что национализация некоторых отраслей промышленности, начатая советским правительством, сохранится, хотя последнее и будет низвергнуто. В этом наравне с разрушением крупного землевладения и следует видеть второе важное, в будущем неустранимое, мероприятие диктатуры пролетариата, и тем вероятнее, что в данном случае мы имеем дело с явлением, происходящим во всех современных, даже капиталистических странах. Война его породила — напомним о национализации железных дорог в Америке, — мир продолжит его. Повсюду следует ожидать фискальных монополий. Но это свидетельствует о том, что государственное хозяйство еще не социализм. Будет ли это хозяйство социалистическим, или нет — все зависит от характера государства.
Русское государство — крестьянское государство в настоящее время более, чем когда-либо, ибо крестьянин научился чувствовать себя силой, но как везде, так и в России, он не способен осуществлять ее участием в государственном управлении. Условия, в которых он живет, делают его для этого непригодным. Но он не потерпит никакой власти, которая не считалась с его интересами, — даже власти городского пролетариата.
В зависимости от крестьянского товарного производства и государственная индустрия должна будет работать на рынок, а не для собственного потребления. Крестьянство снова будет ее главным внутренним рынком. Крестьянин одинаково заинтересован в высоких ценах продаваемых им сельскохозяйственных продуктов, как и в низких ценах покупаемых им продуктов индустрии. По отношению к частной промышленности для него совершенно безразлично, какими мерами достигаются эти низкие цены: за счет заработной платы или прибыли. Он не заинтересован в высоких прибылях частного индустриального капитала.
Иначе обстоит дело с государственным хозяйством. Чем выше его прибыль, тем ниже государственные налоги, которые в крестьянском государстве падают преимущественно на крестьянство. Отсюда — крестьянин в равной мере заинтересован как в высоких прибылях государственных предприятий, так и в низких ценах на их продукты, а это означает более н и з к у ю з а р а б о т н у ю п л а т у.
И здесь снова мы видим источник антагонизма между крестьянином и индустриальным рабочим — антагонизма, который тем резче, чем обширнее государственное хозяйство.
Э т о т а н т а г о н и з м, а н е с о ц и а л и з м, и б у д е т и с т и н н ы м н а с л е д с т в о м р у с с к о й р е в о л ю ц и и.
Было бы ошибочным приписывать вину за это большевизму. Многое из того, в чем его упрекают, есть необходимое следствие условий, при которых он возник. Несомненно, то же самое наступило бы и при всяком другом режиме. Но таково уж существо диктатуры, что она обостряет и доводит до высшего напряжения все существующие противоречия.
Голод создан, конечно, не диктатурой, но хозяйничанием царизма и войной.
А то, что в течение полугода с момента заключения мира сельское хозяйство все еще не отдохнуло, а транспорт не наладился, в этом уже виновата гражданская война, которая при диктатуре есть единственная форма выражения оппозиции, неизбежная при живом интересе масс к политике.
Также и разложение армии было фактом, с которым пришлось встретиться большевикам. Но, как известно, они и сами ставили себе в заслугу усиление его с целью скорее добиться мира, который не радует даже их самих.
Равным образом и раздробление крупного землевладения между крестьянами было явлением, начавшимся значительно ранее, чем большевики овладели государственной властью, явлением, которому, при громадном большинстве крестьян, никто не смог бы оказать противодействия. Но отсутствие учредительного собрания было причиной того, что погиб и последний след общественного влияния на правильное применение отчужденного крупного землевладения, а его раздел был предоставлен частному произволу ближайших заинтересованных лиц.
Наконец, возникновение антагонизма между крестьянами и индустриальными рабочими есть неизбежное явление, которое с необходимостью вырастает из данных экономических условий.
Большевистская диктатура за него не ответственна. Но и здесь ее господство содействовало созреванию условий, которые обострили и углубили этот антагонизм. С разгоном учредительного собрания и разложением армии погибли два элемента, которые всего скорее могли бы спасти Россию от распада и расчленения. Теперь же самые богатейшие в сельскохозяйственном отношении области бывшей России отторгнуты от нее.
Если так все и останется, если отделится еще и Сибирь, тогда Россия перестанет быть страной, вывозящей хлеб и другие средства питания, тогда цены сельскохозяйственных продуктов ее будут определяться ее внутренним, а не внешним рынком.