— На английском, на французском, на испанском, итальянском, на греческом, на латыни. И наверно ещё на каких-нибудь древних языках. Он историк.
— Чтоб историк не знал русского?..
— Ему не нужен русский, папа, — осторожно пояснила я. — Он занимается европейским средневековьем, а тогда контакты с Русью были минимальны.
— Значит, вы историк? — спросил папа по-французски.
— Я космический бродяга, — поправил Кристоф без улыбки и взглянул на меня. — Пора кормить Ала.
— Ал — это собака? — уточнила мама, которой безумно понравился наш колли.
— Нет, собака — Джейми.
— Не хватало, чтоб из-за собаки она прервала разговор с нами, — проворчал папа. — Или мы для неё уже вообще ничего не значим?
— Значите, — улыбнулась я. — Конечно, значите, мои дорогие. Можете ругать меня, считать неблагодарной и чёрствой, но вы будете не правы. Я очень люблю вас, просто мне теперь нужна своя жизнь. Я учусь справляться со своими неприятностями самостоятельно, но это не значит, что вы мне не нужны. Я здесь, потому что мне снова нужна ваша помощь…
— Чем мы можем помочь? — тут же поинтересовался папа, демонстрируя полную готовность к решительным и энергичным действиям.
V
Мы сидели в салоне катера, я, папа, мама, Саша и Кристоф, у которого на руках спал сытый и довольный жизнью Ал.
— Но почему Ален-Кристиан? — спросил папа, глядя на третьего внука.
— Так хотел его отец, — произнесла я.
Папа взглянул на Кристофа, который грустно и нежно смотрел на мальчика, и ничего не сказал.
— Он ровесник Вани, — улыбнулся Саша. — Настя посмотрит за обоими. И Кристина поможет. Она уже летает, но…
— А я на что? — с притворным возмущением воскликнула мама.
— Ну, вот и отлично, — кивнула я. — Мы только вам можем его доверить. Неизвестно, когда мы вернёмся, да и вернёмся ли вообще…
— Это опасно? — насторожился Саша. Услышав его голос, Кристоф поднял голову. Они посмотрели друг на друга.
— Не то, чтоб очень, но космос — это всегда небезопасно, — ответила я.
Саша опустил голову, а Кристоф продолжал смотреть на него.
— Если мы не вернёмся, позаботься о нём, но он должен знать, чей он сын.
— Так и будет, — произнёс Саша.
— Нет, — покачал головой Кристоф и взглянул на меня. — На сей раз я всё-таки вернусь. Обещаю. Только бы не слишком поздно.
У меня было время ждать, но Алику он будет нужнее всего в ближайшие годы. Именно это он и имел в виду, говоря «поздно». А ведь миссия может длиться не один десяток лет.
— Будем надеяться на лучшее, — встряхнулся Саша.
Я с благодарностью взглянула на него. Кристоф тоже улыбнулся и, поднявшись, вышел из салона. Папа подхватил плетёную колыбель, и мы все отправились в дом.
— Хорошо. Оставляем его здесь… — произнёс Кристоф, осмотрев уютную детскую, где плетёную колыбель поставили рядом с деревянной кроваткой Ванечки. Он осторожно положил Алика в колыбель и некоторое время стоял, наблюдая за спящим ребёнком. — Только пусть он спит здесь, пока не подрастет, хорошо? Эти лианы хранят в себе энергетику рокнарских джунглей и Великого Океана, между которыми он родился. Ему будет легче адаптироваться …
Кристина и Настя дружно закивали. Я видела, что обе они тронуты его заботой о сыне, но они и предположить не могли, что он чувствует сейчас. Кристоф взглянул на меня.
— Тебя всё устраивает?
— Конечно. Алу здесь будет хорошо.
Он снова тоскливо взглянул на колыбель.
— Как только я вернусь, я сразу же заберу его, даже если ты ещё будешь занята. Мы будем ждать на Рокнаре… Хотя, скорее всего, ждать придётся меня.
Он ушёл. Настя покачала головой, глядя ему вслед.
— Как он любит мальчика…
Я подавила вздох и попыталась улыбнуться.
— Алик — здоровый, крепкий мальчик. Он развивается очень быстро. Вот тут у корзины есть плетёная перекладинка. Поворачивайте её иногда к нему. Он любит на ней подтягиваться. У него очень цепкие ручки. Купали мы его в воде из Океана. Наверно, о составе воды можно прочитать в рокнарской энциклопедии, а синтезировать в обычном пищевом синтезаторе. Я ещё не начинала его прикармливать, так что вам придётся приучать самим… На всякий случай я привезла его карточку, которую заполнил наш врач, и свой дневник. Там о его привычках, — я усмехнулась. — Такой маленький, а у него уже много привычек. И очень независимый характер. Весь в отца. И пусть к нему подпускают Джейми. Они очень любят друг друга. По крайней мере, Ал всегда смеётся, когда видит его.
Я почувствовала, что сейчас расплачусь. Мне до безумия не хотелось оставлять моего малыша даже здесь, но что было делать? Кристина видимо почувствовала моё состояние. Она подошла и положила руку мне на плечо.
— Всё будет хорошо, — прошептала она. — К тому же, может быть, вы совсем скоро вернётесь.
— Может быть, — кивнула я, хотя не очень-то верила, что это будет скоро.
VI
Кристоф стоял в холле и смотрел на улицу сквозь прозрачную стену. Я подошла и, обняв за талию, уткнулась лицом ему в спину.
— Только не плачь, — попросил он. — И не вини себя ни в чём. Мы делаем всё, что можем, даже больше. Его могло вообще не быть, если б мы боялись таких моментов. А теперь он есть. Он совершенно недосягаем здесь для Зла. И к тому же… Не может быть, чтоб Блуждающие Боги покинули нас, если до сих пор были так милостивы.
— Ты мистик, мой милый, — улыбнулась я, украдкой вытирая слёзы.
— А разве можно при моей жизни не быть мистиком? — рассмеялся он и, обернувшись, с прежней иронией взглянул на меня. — Главное, что мы их всех обставили с их дурацкими Законами.
— И бунтарь к тому же!
— Я не исправим.
Он поднял голову и посмотрел на потолок.
— Опять кто-то летит? — спросила я.
— А мы ещё кого-то ждём?
— Двух прекрасных друзей.
— Значит, это они.
На площадку за прудом опустился большой флаер, и из него показались те, кого я очень хотела видеть. Первым тяжело выбрался Кентавр, огромнейший серебристый пёс с длинными ушами, зелёными блюдцами глаз и восхитительными белоснежными клыками, похожими на рога тура и не помещавшимися во рту. Вид у него был поистине устрашающий, но Кристоф, завидев нашего судового пса, издал восторженный вопль и выскочил навстречу. Я ещё увидела, как вслед за Кентавром появился Глеб Крымов, бессменный старший астронавигатор и творец «Эдельвейса», наш штатный гений, чей могучий разум нередко вытаскивал нас из самых безнадёжных ситуаций.
Кентавр тем временем уже остановился на полпути к дому, но смотрел он не на Кристофа, идущего к нему, а на меня. Он смотрел внимательно и вдруг радостно и оглушительно залаял. Это было невероятно, потому что, сколько я его помню, он всегда молчал, если конечно не считать нескольких исключительных случаев, когда его лай спасал кому-нибудь жизнь. Теперь я была совершенно уверена, что наш старый молчун приветствует меня. Не помня себя, я выскочила на улицу и обогнала Кристофа. Обнять Кентавра было трудно. Он был огромен и лохмат, но мне это удалось. Он радостно сверкал глазами и яростно крутил хвостом. Я твердила ласковые варианты его имени и рассказывала, как я по нему соскучилась.
— А меня обнимать не надо? — басовито поинтересовался Глеб.
Он был всё такой же высокий, плечистый, русоволосый и голубоглазый. Только наградных планок на груди прибавилось, хотя мне и раньше казалось, что новые цеплять уже некуда.
— Обязательно! — воскликнула я и обняла его.
— Какая ты стала! — покачал головой он, отстранившись и внимательно меня осмотрев. Потом взглянул на Кристофа. — А ты хорошо на неё влияешь!
Я рассмеялась и, пожалев, что это было сказано по-русски, немедленно перевела. Кристоф тоже рассмеялся. Им даже не потребовалось представления. Они мигом познакомились и пожали друг другу руки. Глеб всегда уважал космических скитальцев, и они отвечали ему тем же. Сейчас они с Кристофом быстро нашли общий язык и уже через минуту выглядели, как два старых друга, встретившиеся после долгой разлуки.
— А своего приятеля ты не представишь? — спросил Кристоф по-английски, кивнув на Кентавра,