— Откуда она у вас? — только и смогла спросить я.
— Деятеля одного разоблачили, — сказал Карпыч. — Он представил совету эту работу, выдавая ее за свое произведение.
— А как звали этого деятеля? — спросила я, догадываясь, что услышу в ответ.
— Максим Шацкий. Теперь ему уже навсегда вход закрыт на любую выставку, во всяком случае, пока я жив, — отрезал Карпыч.
Но я почти не слушала его. Я мысленно перенеслась в тот день, когда отец в мастерской работал над ней.
— Кто это? — спросила я его.
— Актриса. Великая актриса, Белка.
— Она красивая. Даже у тебя.
Отец усмехнулся. Ее лицо на портрете, выполненное из разных геометрических фигур, словно смотрело тебе в душу и все переворачивало.
— Белка, а если с нами еще кто-то будет дружить? — спросил отец.
— Что значит дружить? — возмутилась я. — Ты хочешь сказать, что познакомишь меня с одной из своих пассий?
— Господи, какие слова ты употребляешь! И почему обязательно пассией? А может, просто с очень хорошим человеком?
— Не нужно. Общайся с ней сам, — заявила я. И с детским максимализмом добавила: — Ты же сам говорил, что больше жениться не собираешься. Хватит с тебя и одного раза. Так зачем меня с кем-то знакомить? Я и так вон их сколько знаю.
— Ладно, ладно, Белка, не заводись, — сказал отец и нанес несколько мазков на портрет.
А потом он отошел от мольберта и придирчиво посмотрел на свою работу. Но лишь покачал головой.
— Нет, никак не могу уловить ее. Слишком изменчива.
Мне стало скучно, и я пошла на кухню ставить чайник. А про себя подумала, что все-таки интересно было бы познакомиться с великой актрисой.
Да… Вот как оно все произошло. Я посмотрела на Карпыча, счастливо улыбающегося от того, что он может вернуть мне картину отца, и… поняла, что мне нужно сделать. Сейчас! Немедленно! Я вытащила мобильный и набрала номер, который упорно не отвечал последние несколько часов. Но на этот раз я услышала «Алло!»
— Это Лера! Мне нужно срочно увидеть вас! Пожалуйста!
Видимо, я это сказала таким жалобным голосом, что Карпыч посмотрел на меня, как на заболевшего ребенка. А в трубку раздалось: «Хорошо, я тебя жду».
— Все, — обернулась я к Карпычу, — мне срочно нужно идти.
Я подошла к нему и крепко обняла его.
— Спасибо! Спасибо вам… Это… я не знаю, как сказать…
Я запнулась, а он нежно поцеловал меня в щеку и похлопал по плечу.
— Будь счастлива, Белка. Твой отец очень этого хотел.
— Постараюсь.
— Ну иди… — махнул рукой Карпыч. — Тебя ждут.
Я взяла картину и вышла, послав Карпычу воздушный поцелуй. И, сев в свою «старушку», помчалась на всех парах. У хорошо знакомого дома я припарковалась и, осторожно держа картину, направилась к подъезду, где жила Ксения.
Конечно, она была дома и ждала меня. И была очень удивлена, увидев, что я приехала к ней с огромным свертком.
— Вот так сюрприз! — сказала она. — Проходи, проходи же!
Я посмотрела на Ксению, тихонько поставила картину на столик в прихожей, подошла и крепко ее обняла.
— Как же я… Мне вас так не хватало.
Ксения с нежностью прижала меня к себе.
— Девочка моя… — тихо произнесла она.
Мы немного постояли, обнявшись.
— Но что же мы… — спохватилась Ксения. — Что же мы здесь стоим! Пойдем в комнату!
— Сейчас, но вначале я хочу… Вот… — сказала я и протянула ей картину.
Ксения взяла картину, по-прежнему завернутую в холст, и недоуменно посмотрела на меня.
— Я была на выставке, и мне подарили вот это… — попыталась я объяснить ей. — Но она… принадлежит вам. По праву.
Ксения побледнела и прошла в комнату, держа перед собой картину. Села в кресло, отбросила холст… Я подошла и опустилась рядом с ней на корточки. Ксения молча смотрела на свой портрет, и по ее лицу текли слезы. Слова были лишними и совершенно не нужными. Глубокая и светлая печаль охватила меня.
— Девочка моя… Родная моя… — сквозь слезы пробормотала Ксения.
— Он долго не мог его написать, но все-таки… Он любил вас…
— Да. Спасибо тебе. — Ксения вытерла слезы, встряхнула головой и улыбнулась легкой, неповторимой улыбкой. — Ну, пойдем пить чай?
Мы пошли на кухню, и, пока Ксения хлопотала возле плиты, я рассказала ей обо всех своих новостях.