Акху говорил, что в далекие времена здесь были равнины и болота, а зимой землю покрывал белый холодный песок, и даже летом не бывало особо жарко. Не то, что сейчас. Людей раньше жило тут – пруд пруди. Красивых, холеных и очень богатых. У них так много воды имелось, что ее даже по специальным трубам каждому в дом подавали – горячую и холодную! Я считаю, все это сказки для маленьких. Разве такое возможно?
Прошлые люди совсем перестали почитать Высших и вечно были всем недовольны, что бы им ни давалось: одежда, вещи разные, самоходные повозки… И однажды духи разъярились. Сначала они долго сотрясали землю, нещадно убивая напыщенных человечков. Повсюду трескалась земля, и на глазах вздымались горы – те самые, что окружают теперь Глосский Дикторат. А в одном месте – говорят, там, где жили самые богатые, – внезапно вырос вулкан. Он принялся извергать лаву и пепел до тех пор, пока прошлых людей почти не осталось.
Горстка выживших – тех, кто видел все своими глазами, запомнили урок и научили детей чтить духов и поклоняться им. Ни у степняков, ни у глоссов, ни у химичей или любильцев нет никого главнее жреца, ведь только у него есть дар слышать голоса Высших. А им принято подчиняться, даже если не очень-то и хочется. Мне тут же стало стыдно: чего я злилась на отца? Как он мог противиться тому, что велел Акху?
Сердце защемило. Я повернула голову в другую сторону, ветер коснулся моих щек и украл платок, понес его, будто птицу, над улицами. Прямо за городом раскинулось зеленое море леса, ущелье и горы. А где же озеро? Не видно… Подальше отливали рыжим холмы. Я прищурилась: отчаянно хотелось принять за родные места те бледно-желтые пятна, а черные пунктиры вокруг – за наши скалы. Я убедила себя, что вижу край солончаков, хоть это, скорее всего было и не так. Однако сердце забилось сильнее: там все мои, там мама, которая меня любит. Ей и говорить не надо было об этом, я просто знаю, что любит. Разве не любовь, когда тебе в голодное время подсовывают кусочек получше, когда в холодной ночи отдают платок – лишь бы тебе было теплее, а если грустно, делают ту вкуснятину из корешков? А я даже не попрощалась с мамой нормально! Захотелось плакать. Какими глупыми показались сейчас наши разговоры с Шеской о том, что жизнь в солончаках – хуже некуда. Сейчас она представилась мне райской. Отдала бы все, чтобы вернуться домой.
Обойдя по краю весь этаж, я поняла, что перескочить на другое здание не удастся, – разобьюсь в лепешку. Я вздохнула и стала рассматривать руки. Что в них не так? Отчего я могу творить странные вещи, прикоснувшись то к одному, то к другому? На всякий случай дотронулась до бежевой плитки на колонне. Ощутила приятную прохладу, и всё. Провела ладонью по полу – ноль. Коснулась пальцами проволоки – покалывание стало чуть ярче. Ага! То бишь мне нужен металл, чтобы мой странный дар проснулся?
На полу не валялось ничего такого, что можно было бы оживить – ни железок, ни разных штучек прошлых людей. Я переходила от одной мусорной кучи к другой, пытаясь обнаружить в гнили и трухе что-нибудь для защиты. Оружие лишним не бывает, плохо только, когда нет никакого. Как бы старательно я ни копалась, ничего полезного найти не вышло, если не считать жирного паучка, который так приятно хрустнул панцирем на зубах. Жаль, больше не было.
Наконец, в углу, прямо возле лестницы я раскопала черную пластиковую штуку, от прикосновения к которой на ее краях что-то зашипело, заискрилось. «Чудно! – решила я. – Не убить, так напугать. А потом драпать со всех сил». Едва я услышала подозрительный шум сзади, как тяжелая лапа опустилась на мое плечо и стиснула его до боли. Я ойкнула. Знакомый голос прорычал:
– Хэйдо! Где может быть чумашка? В мусорной куче, конечно!
Лапа потянула меня вверх, чуть ли не выдирая мышцу и кости, я скривилась и ткнула новой штукой в голое предплечье.
– Черт! – вскрикнул от неожиданности гигант и выпустил меня.
Я присела и юркнула между его ног вниз по лестнице. Но через пролет столкнулась лоб в лоб с тремя плечистыми воинами.
Глава 4
Эдэр тащил вниз по ступеням почти невесомое, грязнющее недоразумение в лохмотьях, которое видимо шутки ради назвали женщиной. Да уж, женщина… Козам на смех!