Юриус, при всей своей массивной комплекции, питал слабость именно к таким хрупким куколкам.
— Роботы предсказуемы, потому что запрограммированы человеком, — вдруг поддержала меня Орикэ. — Стоит произойти ситуации, которая не предусмотрена, они становятся беспомощны, как выброшенная на берег рыба.
На миг показалось, что потяжелевший голос и влажный аквамариновый блеск глаз девушки предназначался мне.
— Да, ребята, как вам Флойд запудрил мозги, — фыркнул Юриус.
— Роботы не обладают эмоциональностью, — сказал я.
— Совершенно верно. Юриус, вот тебе хороший пример. Я, как психолог, занималась людьми, у которых в результате травмы разрушилась связь между корой головного мозга и лимбической системой. Они лишаются эмоций. Им трудно принять решение. Всё кажется одинаковым. Понимаешь? Эмоции помогают сделать выбор.
— Ну, хорошо, вы меня убедили, — Юриус не к добру хитро сощурился. — Но скажи мне, друг мой Арти, почему ты летишь первым? Нет, ты, конечно, неплохой пилот. Я видел тебя в деле. Но не выдающийся. Да и возраст у тебя. Сколько тебе? Сорок два? Сорок три?
— Тридцать восемь.
— Вот, ты даже старше выглядишь, — он удовлетворённо пригладил густую копну волос. — А мне, например, двадцать пять. Ты самый старый в нашем отряде.
— Зато Артаир самый опытный среди нас.
— Юриус, ты хочешь первым лететь? Я — не против. Давай. Пойди к Флойду и скажи ему об этом. Мне плевать.
— Правда? — в глазах Юриуса запрыгали злые огоньки. — Тебе плевать на десять миллионов?
Я растерялся. Про гонорар я ничего не знал. Флойд даже не заикался об этом. Всё, что я получил — свобода. Это было важнее всего.
— А сколько ты получишь?
— А я, дорогой Арти, всего два.
— Я поговорю с Флойдом, чтобы ты полетел первым, Юриус. Обещаю.
— Он поговорит. Не пудри нам мозги, Артаир Флаэрти! Тебя посылают первым, потому что ты — смертник! Ты ведь никому не рассказывал, как работал на рудниках Исладуса, — Юриус растянул губы в злой ухмылке. — А скажи нам, почему?
— Это, правда? — в глазах Орикэ я заметил жалость и сочувствие, не страх.
— Да, правда, — спокойно ответил я.
— Но почему?
— Почему?! — воскликнул злорадно Юриус. — А то, Орикэ ты не знаешь, кто там оказывается? Изгои, отбросы общества, которые не имеют права называться людьми! Флаэрти грозила смертная казнь, но над ним сжалились и послали на рудники. А потом — опа, он уже первый в нашем отряде!
У меня в груди начала закипать злость, ещё немного и вмажу по аристократичному носу Юриуса.
— Арти, вы действительно кого-то убили? — голос Орикэ сорвался.
— Моя жена была больна. Ей было нужно лекарство. Оно стоило таких денег, что я не смог их найти.
— Но вы могли взять в долг, кредит.
— Я и так залез в немыслимые долги, пока шло её лечение, обследование в клиниках. Моя страховка кончилась. И её тоже. Я обдумывал, какой способ выбрать, чтобы спасти её. Но все они были криминальные. И я выбрал самый простой.
— Ограбить склад компании «Фармакоп», — подхватил Юриус, вальяжно развалившись на стуле.
— Да. Но я не рассчитал. Сработала сигнализация, примчались копы, охрана. Мне пришлось отстреливаться.
— Дилемма Хайнца, — обронила задумчиво Орикэ.
— Что это означает?
— Одна из моральных дилемм, созданных психологом Лоренцем Колбергом. Он жил в двадцатом столетии. У человека по имени Хайнц жена была больна редкой формой рака. Для её лечения нужно было лекарство, которое изобрёл один аптекарь. Оно стоило очень дорого и Хайнц не смог найти денег, чтобы купить его.
— И он ограбил аптеку? — предположил я.
— Нет, Артаир, — хмыкнул Юриус. — Это гипотетическая дилемма. Психологический тест для оценки морально-этических качеств человека. У неё шесть решений. И только одно, криминальное, которое выбрал ты.
— Мне было нужно лекарство для жены! А что бы ты сделал, Юриус? Что?
— Что? Да ничего бы не сделал. Умерла — я бы нашёл другую. В чем проблема? И ты бы мог. Сейчас в солнечной системе живёт почти триллион чело…
Договорить Юриус не успел, плюхнувшись навзничь, смешно взмахнул длинными ногами. Я вложил в этот удар всю боль истерзанной души. Всё, о чём передумал и перечувствовал за годы борьбы и надежды. Всё мучения и унижения, которые претерпел во время ареста, на суде, потом на рудниках. И то мгновение, которое заставило мир потускнеть, когда мой адвокат принёс страшную весть.