— Я угощаю! — бескомпромиссно напомнила она.
— Мне американо, — выдавил он, — с имбирем, если есть.
Отправив Даню занимать столик у окна, Света рассчиталась за кофе и парочку макаронов, взятых сверху, дождалась, пока приготовят заказ, и присоединилась к нему.
— Кофе сам по себе довольно горький, а ты еще и имбирь попросил, — заметила Света, ставя перед ним дымящийся стакан. — Небось еще и без сахара пьешь?
— Я суровый, но не настолько, — рассмеялся Даня. Содержимое сахарного пакетика утонуло в его имбирном американо.
Света уставилась на пенку своего латте — на ней и правда расправил крылья кофейный лебедь. В том, как тонкие пальцы с черным лаком на ногтях вертели чашку, было что-то нервное.
— В общем… я хотела сказать тебе спасибо, — снова заговорила Света, не поднимая глаз. — За баллончик. За то, что вообще заметил. Я ужасно себя чувствовала из-за этого… — Она сморщила нос, но не рискнула упомянуть Бычка вслух — как будто одно это могло призвать его в уют маленькой кофейни. — Немного спокойнее жить, зная, что неравнодушные люди еще не вымерли.
Даня не знал, куда себя деть от смущения. Смог только прочистить горло, нахмуриться, — но что сказать, так и не придумал. В голову лезли всякие банальности, глупые и неправдивые. «Так на моем месте поступил бы каждый». Чушь. Черта с два. Людям вообще зачастую плевать на окружающих, а Света к тому же имела отягчающие обстоятельства — была красивой.
Он видел, как некоторые девушки с факультета не скрывают злорадства от всей этой истории с Бычком, очевидно, считая, что Света должна быть наказана. За то, что волосы у нее рыжие и при этом не крашеные, и кожа гладкая; за то, что сарафан едва достигает колен, и ноги под ним — тонкие и белые; за то, что она такая стройная и женственная; за то, что нельзя себя утешить хотя бы тем, чтоб заклеймить ее «пустышкой», потому что Света Веснянко была умной и интересной.
У Дани был талант находить их — жертв. Они словно притягивались к нему по какому-то особому закону притяжения, и он видел их — яснее, чем других людей. Видел — и тянулся в ответ.
Словно прочитав его мысли, Света подняла глаза.
— А этот мальчик, светленький… Ну, этот твой друг, к которому… за которого ты вступился сегодня. Что, у него тоже какие-то проблемы?
Конец вопроса — «…с Бычком?» — остался суеверно не озвученным.
Даня уже пожалел о том, что так авансированно назвал Стаса другом при Свете. Ассоциироваться с ним не хотелось. Стас был из жертв, и к тому же очень странным. Говоришь с ним — и вроде бы нормально все. Но стоит расслабиться — и вылезает очередной некомфортный сюрприз. Старая раскладушка (Даня не ожидал, что такие еще существуют), одолженный спортивный костюм, обезглавленная игрушка в рюкзаке, успешная попытка нарваться на Бычка…
— Да кто его знает. — Даня раздраженно пожал плечами, раздосадованный одновременно на поднявшуюся тему и на то, что он так и не спросил, а в чем, собственно, дело. Зато в драку бросился сразу, как только понял, что происходит какая-то хрень.
В этом был весь он.
Высовываться. Вмешиваться. Влезать.
Спасать.
Даня поменялся с Юлькой комнатами. Теперь он занимал самую маленькую, отдаленную от главных жизненных артерий дома. Там, где брошенным младенцем Юлька плакала, не понимая, зачем ее притащили в этот мир, раз нет в нем для нее ни крохи тепла, теперь изгнанником жил Даня, не понаслышке знавший, что тепло это прожигает до костей.
Его новая комната была темной (из-за балкона, заваленного дачной утварью и велосипедами) и походила на нору, но так даже лучше. Здесь было все что нужно. Стол, стул, кровать. Комод, куда вместились все его вещи. Книжные полки с малой долей тех энциклопедий, которые он штудировал в детстве под одобрение мамули… Ох, затолкать бы их ей в глотку, одну за другой. Сначала «Историю и мифы Древней Греции», потом «Анатомию человека», потом…
Даня медленно выдохнул, заставил себя разжать кулаки. Ему не нравилась эта ярость, то, как плавно она накрывала его и как решительно отравляла каждую рациональную мысль в его голове. Даня справлялся с ней как мог, но это была дорога в никуда.
Восемнадцать ему исполнится только в мае. У него не было ни сбережений, ни смелости, чтобы уйти раньше. Бесконечных восемь месяцев и еще немного — выдержит ли он? Нет. Он сойдет с ума. Совершит убийство.
Он должен уйти раньше. Даня даже представлял, как это можно провернуть. Он сдаст на «отлично» первую сессию, получит повышенную стипендию. Спросит в деканате, как получить место в студенческом общежитии (в котором к тому времени точно появятся места за счет не выдержавших нагрузки первокурсников). И, если все пойдет по плану, съедет отсюда прямо в январе.