«Возле школы?! Да ни за что на свете, у меня младшему брату двенадцать. По-вашему, у меня совести нет? Ничего я не распространял».
Все ухохатывались до слез с этого театра одного актера, но Даня сомневался, что такой фурор возможно повторить с ненакурившейся аудиторией. А еще он искренне не понимал, как это работало, но факт оставался фактом: Шприца загребали пять раз, и только на пятый он получил условное. В компании были уверены: он и дьявола уболтает, когда попадет в ад, где ему было самое место.
Даня не умел ни юлить, ни отнекиваться. Когда справедливость настигла его в беснующейся толпе клуба (девушкам вход бесплатный, всем Татьянам «маргарита» в подарок), где он пытался сбагрить пакетики мета двум студенткам в блестящих платьях, Даня не сумел ни слова найти в свою защиту. Едва наскреб мужества, чтоб соврать, что «товар» брал у «какого-то мужика», чтобы увести из-под удара Малю. Ему зачитали протокол, он подтвердил все — да, пришел, да, распространял, да, с обвинением следствия согласен, — и уже тянулся дрожащей от отходняка рукой подписывать бумагу, как в отделение ворвался папа в сопровождении адвоката.
Его отмазали и увезли в рехаб.
Дане не понадобилось искусство Шприца. Потому что он был одарен в другом — он родился Бахом.
Но поможет ли это теперь? Папа сказал не высовываться и ясно дал понять, что церемониться с Даней больше не собирается. Они и так сделали для него слишком много, замяв дело, и отправив на реабилитацию, и даже позволив жить дома до совершеннолетия.
В лифте Даня бросил злой взгляд на застывшего рядом с кнопочной панелью Стаса.
— Ну что завис? Забыл, на каком этаже деканат?
Тот словно проснулся от звуков его голоса и поспешно затиснул круглую кнопку с шестеркой. Старенький лифт закряхтел, поднимая их наверх. Стас выглядел настолько подавленным, что Даня пожалел о своей несдержанности.
Он злился на Стаса Гордиенко, хотя виноват во всем был сам. Никто его не втягивал, не заставлял тащить за ним рюкзак, не заставлял отбивать его у Бычка — сам с радостью втянулся, притащил, отбил. Логично, что следователь хочет поговорить с ним после того, как Бычка нашли под общагой.
Мертвого. Спрыгнул с крыши. С ума сойти.
Страх нарушить папино «не высовываться» размыл весь смысл новости. Так испугавшее Даню перешептывание студентов не дало сразу осознать главного. Еще вчера у них на факультете ходил вот такой маргинал, в драки лез, к девушкам приставал, бухал как мразь. У кого-то из местных вроде деньги отобрал. Половина всех разговоров была о том, как он достал, и как хорошо было бы, если бы деканат отреагировал поскорее и исключил Константина Бычука из универа. И тут Бычок исключает себя сам.
В приемной деканата Даню и Стаса встретила секретарша — загробным голосом она сообщила, что их родителям уже позвонили: по закону, опрашивать несовершеннолетних студентов без разрешения было нельзя. Значит, Данин отец дал согласие. Оставалось надеяться, что ему не передали никаких лишних деталей о вчерашнем конфликте. Одно дело — когда опрашивают весь факультет, и ты — один из многих. Совсем другое — когда ты в положении подозреваемого.
Даня и Стас по очереди поставили подписи в распечатанном списке групп, а затем их отправили в кабинет декана. Внутри стояло гробовое молчание и пахло корвалолом. Декан Вадим Валентинович Дацанов, древний дедушка с бесцветными глазами, заметно усохший для своего синего пиджака, скромно стоял у окна. Форточку, несмотря на духоту, не открывал — может, боялся сквозняков. Его голос был совсем тихим.
— Гордиенко, Рахманинов…
— Бах, — удивленно исправил Даня, раньше уже подозревавший у Вадима Валентиновича деменцию.
Основное пространство своего кабинета Дацанов, сознательно или нет, уступил другому мужчине: молодому, с лисьим лицом и уложенными каштановыми волосами. Его пиджак был ему по плечам, а взгляд — вызывающе расслаблен.
— Старший следователь Самчик, — представился он и махнул вошедшим на диван для посетителей. На указательном пальце блестела золотая печатка. — Задам вам пару вопросов, и будете свободны.
— Это допрос? — обрел голос Стас. Даня почувствовал смутное желание ему врезать.
— Пока это просто вопросы. — Старший следователь Самчик похлопал ладонью по стопке папок на деканском столе: видно, изучал их личные дела, пока они тряслись в лифте. — Судя по лицам, вы в курсе, что случилось. Где вы были вчера вечером, с семи до полуночи?
— Дома, — в один голос ответили Даня и Стас и переглянулись.
Уголки губ следователя дернулись.