Стас наблюдал за их скандалами словно бы издалека, не осознавая, что является предметом родительских споров. Он видел, что матушка неправа, а отец — вроде бы знает, что было бы правильно, да кишка тонка что-то предпринять. Или, может, не слишком и хочется. Стас все видел и понимал, но это как будто его не касалось. И уход отца он воспринял спокойно.
— Теперь ты — главный мужчина в доме, — рыдала матушка, дыша личным горем и коньяком.
Возможно, если бы это была его, Стасова, жизнь, на месте отца он тоже предпочел бы себе в спутники кого-то адекватного. Но это были пустые фантазии. Кто его знает, как там вещи обстоят в реальной жизни и что на самом деле держит людей вместе. Может, отложенная жизнь все же на порядок лучше той, в которой ты измучен.
Стас проснулся, когда за окном уже рассветало. Желудок свело от голода. Руки и ноги затекли, спина болела. Почему-то за двенадцать часов сна на полу он ни разу не сдвинулся с места. Стас вообще спал очень крепко. Он никогда не запоминал снов, но, наверное, там его ожидало что-то стоящее, раз ни матушкины призывы идти кушать, ни ее крики под дверью, ни истерический стук и попытки сорвать дверь с петель не способны были его разбудить.
На постели, укрытой стареньким покрывалом с «Королем Львом», сидели три розовых зайца. Если бы у Стаса была репутация, этот молчаливый натюрморт ее непременно бы разрушил. Инсталляция была делом рук матушки, вытащившей игрушки из шкафа. Она сделала это, пока он был в универе. Стас не понимал, чего она добивается.
Розовых зайцев он не любил. Они напоминали о Реке, о больнице, о грубых санитарках, и равнодушных медсестрах, и добром, но редко заглядывавшем дедушке-докторе, который, вопреки клятве Гиппократа, все-таки навредил — невольно, не действием или отсутствием такового, но словом.
— А сколько там погибло? — тихо уточнял доктор у старшей медсестры, которую все звали Сандрой Ванной. Стасик, притворявшийся спящим, все слушал.
— Десять человек, — заохала та с готовностью поделиться всем, что сама знала о трагедии на «Анне Ахматовой». — У Людки из травматологии брат двоюродный там был. Говорит, наполовину седой всплыл…
— Десять человек, — вздохнул доктор. Много лет он сражался за жизни, а тут — сразу минус десять, без права за них побороться.
«Ну, молодой человек, вы теперь просто обязаны совершить что-то выдающееся».
Десять жизней унесла Река, а твою оставила.
По мнению окружающих, жалкий Стасик, восседающий на трех подушках с зачитанным до дыр комиксом про Человека-паука, нуждался в поддержке. Первого зайца принесла та самая Сандра Ванна — у нее внук был Стасикового возраста, как тут не проникнуться? Второго, не сговариваясь, подарила лежавшая в соседней палате девушка, с которой Стасик так и не увиделся лично, — передала через санитарку. Стасик знал точку, где продавали китайские мягкие игрушки — с неприятной на ощупь синтетической шерстью, с некрасиво нарисованными пластиковыми глазами, приклеенными кое-как. О, сколько раз отваливались эти глаза, пока Стасик лежал в больнице! Сколько раз Стасик просил матушку принести суперклей — но неизменно получал бесполезный ПВА, который пластик к шерсти совсем не клеил, зато был не таким опасным для детей.
— Как думаешь, почему мне принесли зайцев? — спросил Стасик у матушки.
— Самые дешевые, наверное.
Уже потом, после выписки, он сходит на рынок проверить, так ли это. И окажется, что матушка была права.
Третьего зайца, не зная ничего об этом разговоре, Стасику в больницу принес отец. Он пришел к нему только на пятый день после Реки, тогда как постаревшая на десять лет матушка дежурила в отделении сутками.
— Прости, сын, что только сейчас, — неловко сказал отец, засовывая синтетического зверя в слабые ручонки. — На работе были проблемы. Вырастешь — поймешь.
Стасик не мог понять этого тогда, но его готовность отпустить отца из своей жизни на все четыре стороны началась именно там, в палате, когда смущенный взрослый попытался откупиться дешевым розовым зайцем от своего больного ребенка.
И сейчас все три зайца смотрели на Стаса своими уродливыми глазами. Он сгреб их, завернул в «Короля Льва» и бросил на пол. Пусть матушка думает что хочет.
А он с первой же стипендии поставит замок.