— Давай начистоту, Стас, — вздохнул отец. — Ты для чего приехал?
— Узнать, как у тебя дела. И спросить про зайца, которого ты мне когда-то принес в больницу. — Уже было все равно, что отец о нем подумает. — Почему именно розовый заяц?
— Дела у меня нормально, блин. — Отец раздраженно дернул плечами. — А игрушка эта… китайский мусор. Мама твоя мне его сунула, чтоб типа в палату к тебе зашел не с пустыми руками. — Он набрал полную грудь воздуха и решительно посмотрел на Стаса. — Слушай, может, это было лишним, а? Ну, приезжать сюда. Ты только себе настроение испортил. И мне. И заяц этот тебе дался, конечно…
Стас пожал плечами. То, что отец назвал «испорченным настроением», ему ощущалось несколько иначе. Это было похоже на потерю опоры: когда, тяжело пробираясь сквозь толщу воды по вроде бы мелководью, под следующим своим шагом вдруг обнаруживаешь ничто.
Он никогда не ходил со Стасом в луна-парк на выходных, не передавал подарки на день рождения и Новый год, не звонил, чтоб узнать, как дела в школе. Он делал для него ровно столько, сколько нужно было, чтоб не давать матушке повода затаскать себя по судам за неуплату алиментов.
Отца не было в его жизни уже очень давно. Но почему тогда все эти годы Стас все равно считал, что он у него есть? И почему убеждаться в обратном было так больно?
Он очнулся, только когда отец начал тыкать ему в руки несколько сложенных одна в другую пятисоток.
— Возьми, — сказал он. — Считай все-таки подарком на день рождения. Купи себе джинсы хотя бы. Но не думай, что это будет повторяться, я серьезно. Я исправно плачу алименты все эти годы и вообще оставил вам с матерью квартиру…
Стас шокированно взял деньги, встал и молча пошел к выходу с площадки.
— Пока! — крикнул отец вслед. Теперь в его голосе слышалось явное облегчение. Он откупился от своего странного сынка несколькими купюрами и теперь может дальше наслаждаться своим новым райончиком, новыми трюками, выученными талантливым Брауни, и новой семьей.
Когда появляется новая семья, что происходит со старой? Старая любовь превращается в ненависть, старая привязанность — в безразличие. Души отравляет понимание, что потеряно время. Общие воспоминания, общие привычки — все утилизируется, чтобы расчистить дорогу новому. А как быть с детьми, родившимися в старой семье? Нужно ли их тоже как-то утилизировать? Потому что у Элины и Платона, у новых детей отца, есть он сам, папочка — бородатый великан, папочка-защитник, который их любит. Для них он завел забавного мопса Брауни, с которым они могут играть каждый вечер, для них купил квартиру в пастельном районе с безопасными детскими площадками, с подъездами, не изрисованными граффити, с озером и лесом неподалеку. Потому что новые дети отца были его чистовиком и надеждой.
А Стас… А Стасу и матушке — да, он оставил квартиру. И планировал платить алименты до восемнадцати лет. Этого должно было быть достаточно.
Стас шел прочь, и хотелось ему только одного — чтобы стеклянный купол между ним и миром уплотнился настолько, чтоб этого мира не стало и Стас не мог больше видеть, насколько он в нем жалкий, одинокий и никому не нужный.
В кармане завибрировало, и он дернулся к телефону, глупо надеясь, что это отец. Но звонил Даня.
— Привет. Ты где? Уже не в универе же?
— Нет. У меня две пары сегодня.
— Шел через парк к метро, как всегда?
— Нет, мне в другую сторону нужно было… А что?
— Я нашел еще одного зайца в парке, — сказал Даня. — И если мне не соврали, то его подбросила женщина. У тебя есть враги-женщины?
— Нет… — Стас остановился посреди аккуратно вымощенной дорожки. Позади него раздраженно цокнули, а в следующую секунду миниатюрная девушка с комически огромной желтой коляской объехала его и устремилась дальше по маршруту. — Там было что-то внутри? — спросил он.
— Да, записка… — Даня замялся. — Отдам тебе ее при встрече.
— Прочитай мне, что там, — попросил Стас.
— Я не думаю, что это хорошая…
— Пожалуйста.
— «Ты уверен, что не зря переводишь кислород?» — процитировал Даня. Стас оценил, что он сделал это без выражения, чтобы лишить фразу эмоциональной окраски. Даня беспокоился, что иначе это может его испугать.
— Спасибо, — сказал Стас, чувствуя, как потеплело в груди от этого крошечного проявления заботы. — До завтра.
Зловещий вопрос не застал его врасплох и совсем не испугал. Потому что он и так думал об этом каждый день. И если бы Капюшонник, как называл его маньяка Даня, или Капюшонница — если это и правда женщина — оказалась перед ним и задала этот вопрос ему лично, Стас ответил бы сразу, не раздумывая и не отводя взгляда.