Дома все оставалось по-старому. Матушка предприняла еще пару попыток вломиться к нему в комнату, и деваться было некуда — пришло время действовать. Получив стипендию, Стас съездил в строительный за щеколдой понадежнее, но вернулся оттуда с врезным замком. Всю неделю смотрел обучающие ролики на YouTube, одолжил инструменты у соседа дяди Васи, которому в детстве помогал убраться в гараже. А на выходных, когда матушка укатила к тете Лиде сплетничать про общих знакомых и обсуждать успехи Стаса в университете, взялся за дело. Замок встал ровно, хоть и выглядело это по итогам неэстетично: в процессе Стас здорово повредил саму дверь. Но главное — все работало. Первым же делом он заперся в комнате и сидел так до темноты, до самого прихода матушки. Конечно же, она закатила скандал со слезами и привычными уже попытками вынести дверь. Давясь рыданиями, она пообещала вызвать полицейских, чтоб те «научили Стаса, как с родной матерью обращаться». Из чего он заключил, что вечер с тетей Лидой закончился даже не на первой бутылке коньяка.
Словно почувствовав, что уставшая матушка ушла спать в гостиную, позвонила Даша и потребовала, чтобы он включил видео.
— Что случилось? — помрачнела она, увидев его красное лицо.
Стас рассказал ей о замке и о реакции матушки. И хоть самого еще колотило, рассказ звучал на удивление бодренько и забавно, словно он не на жизнь жаловался, а выступал со стендапом. Даша хохотала так, что даже уронила телефон и выругалась уже привычным Scheiße. А когда Стас закончил, сказала уже спокойно и совершенно серьезно:
— Ну ты же понимаешь, что это ненормально?
— Угу.
— Ну что «угу»? Она тебя убивает, Стас. Нельзя жить в такой атмосфере. Она еще в школе была странная. Помнишь, как она косилась на меня, когда мы у тебя тусили? Нервничала, что я у нее сыночку родненького забираю… Тебе бежать от нее надо, Стас. Und das schnell*****. Пока не стало слишком поздно.
Ему нечего было на это возразить. Все Даша правильно говорила. Но что это меняет, когда сам ты — чучело набитое, неспособное даже кофе себе выбрать?
Дашка вздохнула.
— Слушай, у тебя же всегда с математикой все было zehr gut******. У моей девушки Штефи, — тут Даша сделала многозначительную паузу, ожидая, что Стас как-то отреагирует, но он не успел сориентироваться, — знакомый из Польши на подготовительных курсах в Гёте сейчас, учит язык, подрабатывает в «Старбаксе», собирается летом поступать на информатику и математику. У них набор каждый год. Может, ну его, этот твой универ? Сдавай экзамен и приезжай в Германию! Тут воздух чище, еда вкуснее и нет твоей матушки.
— Она же тут сопьется сама, — вырвалось у Стаса.
— Если она и сопьется, то сделает это вне зависимости от того, рядом ты или нет. Ты не можешь спасти свою матушку от неминуемого. Ты можешь спасти только себя. Собравшись. Уехав.
— Давай потом поговорим, — быстро сказал Стас, услышав за дверью странный шум, и, не дожидаясь, пока Дашка начнет возмущаться, отключился.
Он выглянул в коридор и тут же уловил запах алкоголя, который очень неубедительно попытались перебить освежителем для рта и духами. Не тот адский букет ароматов, что сопровождал Григорыча, но все же.
Матушка в своем парадном красном платье с пайетками сидела на полу у стены и похрапывала, запрокинув голову назад. На щеках чернела потекшая тушь, губная помада размазалась. Из уголка рта тянулась тонкая струйка слюны. Рядом с матушкой лежал молоток.
Похоже, она собиралась расправиться с замком на его двери, но не дошла. Сморенная выпитым, решила прикорнуть прямо здесь.
Стас унес молоток, а затем, пересилив отвращение, помог матушке встать на ноги. Он отвел ее в гостиную, уложил на диван и накрыл вязаным пледом, от которого, сколько ни стирай, пахло кошками даже спустя столько лет после Хвосточкиной смерти. Но матушка не любила избавляться от старых вещей.
— Это ты, Сереженька? — сонно пробормотала она, когда Стас поправлял плед.
Сереженька оставался в своем чудо-райончике с безопасными детскими площадками, с новой женой Лерой, близняшками с дурацкими именами и мопсом Брауни. У Сереженьки все было в порядке — и поэтому его тут не было. А может быть, наоборот. Именно потому, что его тут не было, все у него было в порядке.
— Нет. Это Стас.
Матушка открыла свои маленькие слезящиеся глазки.
— Стасичка, сыночек мой… — Она погладила его щеку и тихонько заплакала. — Прости меня, маленький…