— Я нашел какой-то очень старый аккаунт в гугл+, — объявил Даня спустя пару минут, как Стас закончил с установкой инстаграма. — Георгина Сахно, девяносто второго года рождения. На фотке волчица, как оригинально. Последнее обновление… 12 декабря одиннадцатого года.
— Ей двадцать семь… — Все знакомые Стаса были либо его ровесниками, либо ровесниками его родителей. — А больше ничего нет?
— Мертвый профиль на сайте с художниками. И все. Что по инстаграму?
— Поиск не находит. — Стас развернул к Дане надтреснутый экран смартфона. — Как думаешь, может быть такое, что она сменила фамилию?
— По одному имени тоже ничего не находится, — возразил Даня. — А имя красивое. Вряд ли бы кто-то стал его менять.
Неозвученная мысль, посетившая обоих, зависла в воздухе. Стас решился первым:
— Тогда, возможно, она умерла.
Даня вздохнул и выключил экран.
— Тогда это тупик, — сказал он и попытался убрать отросшие со дня встречи в бассейне пряди под капюшон. Они были достаточно длинными, чтобы падать на глаза, закрывая Дане обзор, но пока недостаточно, чтобы их можно было откинуть и забыть. Стасу нравилось наблюдать, как Даня сражается с ними, зачесывая назад растопыренными пальцами, но через пару раундов признает поражение. Интересно, что нужно сделать, чтобы быть рядом в день, когда он одержит победу?
— А что ты вообще в больнице делал? — заметив, что Стас смотрит, Даня повернулся к нему, оставив непослушную челку в покое. Смущенный, Стас не успел придумать подходящую ложь.
— Ночью маму забрала скорая.
— Блин. А что случилось?
Память услужливо вернула Стаса в гостиную, к желтоватой лужице рвоты на полу и матушкиной руке, свесившейся в нее с дивана, к страшным прерывистым вдохам и бледности, граничащей с синевой.
Напилась до полусмерти, подумал он.
— Алкогольная интоксикация, — сказал он.
Даня посмотрел на Стаса почему-то виновато, и тот беспокойно заерзал на подоконнике. Он вовсе не хотел заострять Данино внимание на своей матушке-алкоголичке.
— Я не знал. Мне жаль.
Стас соврал бы, если бы сказал, что это внимание было ему совсем неприятным.
— Зато у нас хотя бы появилось это имя, да? — Он попытался сменить тему, и вышло, конечно же, неуклюже. Но Даня сделал вид, что все нормально. — А как у тебя? Был на похоронах? Узнал что-нибудь?
— Нет. Решил, что могу напороться там на Самчика, он же у нас вездесущий, как святой дух. Хочу завтра после пар проведать одну старую знакомую. Она дружила со Шприцом и точно должна была пойти на похороны. Может, она что-то расскажет.
— А можно поехать с тобой? — с надеждой спросил Стас.
Даня не сразу нашелся с ответом, невольно выдавая, что первым порывом было сказать «нет». Но в итоге он решил, что Стас своим присутствием ничего не испортит, и кивнул, даже не представляя, какую услугу ему оказал.
Дал повод вернуться домой позже.
Сегодня утром тетя Лида вывела Стаса из манипуляционного кабинета, погладила по плечу, ласково улыбнулась. От ее дикой помады остались невнятные фиолетовые комки в уголках губ.
— Стасик, ты же умный ребенок, — начала она, и он по тону догадался, что будет дальше. Но не умел, не знал, как прервать ее, эту неразумную взрослую тетку, которая, не снимая полной участия улыбки, сейчас будет вбивать гвозди в крышку его гроба, один за другим. — Мама у тебя одна. Надо тебе ее беречь. Стараться, чтобы она не нервничала.
Почему это звучало так, будто это Стас не бережет ее, заставляет нервничать, — будто это из-за него ей пришлось вызвать скорую?
— Я нашел у нее бутылки, — сказал он в порыве защититься. — Много. Коньяк, водка, вино… Я все выбросил…
— Это бесполезно, Стасик. — Пальцы тети Лиды продолжали массировать его плечо, словно пытаясь загипнотизировать его, а потом и всего Стаса. — Поверь мне, я выросла с пьющим отцом. Если человек хочет пить, он будет пить. Но есть способ его вылечить.
— Она будет ходить на капельницы. Я буду водить ее, если надо.
— Я о другом, — усмехнулась тетя Лида, будто он сказал глупость. — Любить ее надо. Заботиться. Чтобы она поняла, что нужна кому-то, понимаешь? Тогда она бросит это дело. И все будет хорошо.