Даня скучал по чувству принадлежности. Удивительно, как можно ни разу не испытать его в родной семье, но найти среди людей с червоточинками в судьбах, среди тех, с кем и не должен был оказаться в одной комнате. Как жаль, что все закончилось так быстро. Как жаль, что ничего уже не вернуть. Что никого уже…
— Кстати, если тебе интересно… — прервала его внутренние сокрушения Амалия. — Кирюха вернулся.
— Что?! Когда?
— Пару месяцев назад. Как оказалось, он тогда уехал в монастырь. Почувствовал, что не может жить как раньше, но не знал, как это изменить.
— Монастырь, — неверяще повторил Даня, взволнованный и обрадованный новостью.
— Угу. Жил несколько месяцев с монахами, трудился и молился, понял что-то о себе и вернулся уже другим человеком. Сейчас он за границей. Работает телохранителем у одного бизнесмена.
— Офигеть. Это… это потрясающе.
— Да. — Амалия улыбнулась, явно довольная, что сумела принести добрую весть. — А как твои дела? Ты же вернулся к родителям.
Ему было что рассказать ей, но для этого пришлось бы остаться здесь на подольше. Только внизу его ждал неприкаянный Стас, которого лучше бы забрать, прежде чем до него докопаются местные цыганчата. Телефон еле слышно, но настойчиво вибрировал в кармане от Светиных сообщений. Или от голосовых Юльки, плачущей из-за нерешаемости очередной задачи — раздел «Оптика» давался сестре с особым трудом. А груда розовых телец в целлофане намекала о незавершенном деле куда большей важности, чем его жалобы на жизнь.
Поэтому Даня сказал:
— Все более-менее.
Поэтому Амалия, понявшая все без слов, ответила:
— Наверное, тебе нужно идти.
Она прошла за ним в коридор и держала пакет, наблюдая, как он обувается. Тишина, опустившаяся так внезапно, казалась неправильной, и Даня попытался избавиться от нее первым пришедшим в голову вопросом.
— А у тебя что нового?
— А я закрыла кредит. — Амалия протянула ему пакет.
— Поздравляю, — глупо брякнул Даня, злясь на свою заторможенную реакцию: знал же, как много это для нее значит, сотни раз вытирал ее бессильные слезы от ненависти к себе и вместе с ней мечтал о будущем, в котором его Маля больше не варит мет.
Она подошла ближе — не обнять его на прощание, как он, дурак, почему-то подумал, — всего лишь провернуть ключ в замке. Поспешность, с которой Амалия выставляла его из его бывшего дома, приводила в отчаяние. Он знал, что она все еще любила его, и знал, что она делает это, чтобы он не понял превратно объятия в гостиной. Чтобы он не рассчитывал на нее в своей жизни.
— Если ты никогда больше не выйдешь на связь, я не обижусь.
Это не могло продолжаться вечно, Даня. Смирись уже.
— Я…
— Береги себя, — улыбнулась Амалия напоследок и закрыла перед ним дверь.
Бабули сбежали с лавочки в преддверии дождя. Стас ждал там же, где Даня его оставил, и что-то было не так. Подойдя ближе, он увидел, что рукав его новой толстовки с очень тупой надписью на спине разорван — черные клочья свисают вниз, открывая острый локоть. Памятуя о стаях птичкинских хищников, Даня уточнил:
— Собака?
— Да гвоздь какой-то. — Стас кивнул в сторону качели. Вид у него был при этом спокойный и равнодушный, как всегда, когда он немного «отключался» от реальности.
Даня в очередной раз поразился: как можно быть таким жалким? Как он вообще существует такой — зависший на грани между личностью и болванкой, начиненной необходимыми функциями, но все равно слабо походящей на человека?
Хотелось сказать ему: «Да решай уже! Туда или сюда». Взять за шиворот и хорошенько встряхнуть.
Почему тебя ничто не колышет? Почему ты был такой хладнокровный, когда нашел труп Шприца? Почему ты, черт возьми, не боишься и не просишь тебя защитить, и я вынужден становиться защитником непрошено?
Даня взглянул на Стаса почти с отвращением. Выживший, но не живущий. Бесполезный для сбора статистики. Застрявший среди волн в обломках корабля, не слишком стремящийся выплыть, но и не выпускающий доску, за которую уцепился волей случая.
И Даня заслуживает его на свою голову. Определенно заслуживает.
Тучи над Птичкой сгустились. Ностальгия, придававшая обшарпанному виду приятные очертания, улетучилась, оставляя Даню с желанием убраться отсюда. Как можно скорее. Хоть бегом.
— Тебя не было довольно долго, — сказал Стас, пытаясь подстроиться под Данин раздраженный шаг. — Все нормально прошло?
— Да.
Начал накрапывать дождь. Пакет с зайцами бился о ноги и хрустел, действуя на нервы. С комментарием «это тебе» Даня отдал его Стасу. Объяснять ничего не хотелось, да Стас и не спрашивал. Его легко подавляло чужое дурное настроение. Прижав пакет к груди, будто внутри был желанный подарок на день рождения, он молча шел рядом. Клочок ткани с ободранного рукава покачивался в такт шагам.