Она подхватила его фразочку, и Даня нашел бы это милым, если бы вообще слушал ее в этот момент, — но он завис на своем.
— То есть залезть в общагу ночью без помощи изнутри невозможно?
— Очевидно. — Света разочарованно нахмурилась, не получив ожидаемой реакции. — А почему тебя это вдруг так заинтересовало?
— Я только сейчас понял. Если бы Бычка убил кто-то из общажных, его бы уже сто раз вычислили и арестовали. А значит, скорее всего, это сделал человек извне.
— О господи. — Свету передернуло. В отличие от Стаса, спокойно выслушивавшего любые теории, она к такому оказалась не готова. — Ты хочешь сказать, что кто-то?..
— Кто-то из местных мог впустить убийцу. В это вот окно.
— Блин. Теперь, когда ты сказал это… я уснуть не смогу.
— Прости. Мне не стоило…
— Да ладно, Дань. — Света наклонилась к нему и звонко чмокнула в кончик носа. — Идем гулять завтра?
Они пойдут гулять завтра. В какой-нибудь парк. Будут шуршать палыми листьями, пить какао из одного термоса и обниматься на каждом шагу. Окрыленный собственными фантазиями о том, каким чудесным может получиться это завтра, Даня зашел в квартиру.
В прихожей было темно и удивительно тихо. Даня знал, что родители будут поздно; накануне мамуля закатила папе скандал, и тот задобрил ее билетами на «Кармен», в день перед премьерой стоившими какую-то баснословную сумму. Но в таком случае почему из глубин квартиры не доносятся звуки пыток Юли? В это время по расписанию она всегда играет. Или плачет, если не слышит, как ключ проворачивается в замке.
— Юля? — позвал он, смутно понимая, что никто не отзовется.
Не разуваясь, Даня пошел к ее комнате. В груди камнем тяжелело дурное предчувствие. Свет не горел. Может, родители взяли Юльку в театр, а он об этом забыл? Может, в ее расписании появились дополнительные занятия, о которых ему не сообщили? Может, она сегодня ночует у подружки?.. Нет, подружки для Юли закончились в ту ночь, когда он сбежал отсюда, надеясь, что навсегда.
Он толкнул дверь и оказался в своей бывшей комнате — атласы, стеллажи, проседающие под весом книг, и отчаяние, осязаемое даже в темноте. Даня включил свет.
Юлька лежала на полу, как-то странно запрокинув голову. Лицо ее, еще совсем детское и пухлое, было настолько бледным, словно на него наложили грим. Она не шевелилась.
И вот уже Даня был рядом, панически выщупывая пульс на запястье, на шее. Чуть не сошел с ума, но все-таки нашел — слабый и затухающий, как эхо.
Что случилось?
Он перевернул Юлю на бок, чтобы ей проще было дышать. Она издала что-то среднее между хрипом и всхлипом.
— Юля, ты меня слышишь? — Даня наклонился к ней, почувствовал смутно знакомый, сладковатый запах. — Что ты сделала, сестренка?
Юля прерывисто всхлипнула еще раз, но глаз не открыла. По тому, как расслабилось ее лицо, Даня понял, что она снова потеряла сознание. А ответ на Данин вопрос лежал прямо под ней.
Это была маленькая круглая белая таблеточка, похожая на все таблетки в мире, но Даня сразу ее узнал. Каждый вечер, в половину одиннадцатого он приносил эти таблетки мамуле: на фарфоровом блюдце с птицами, вместе с чашечкой из того же сервиза — с кипяченой водой. Мамуля плохо спала без этих таблеток. Следить за тем, чтобы у их монстра был спокойный сон, теперь должна была Юлька. И она увидела в этой рутине возможность вырваться из своего плена.
Он видел, как это делала Амалия, когда Кирюха во время одного из депрессивных эпизодов попытался передознуться транквилизаторами. Не теряя ни секунды, Даня перекинул безвольную Юлю через колено и засунул указательный и средний пальцы ей в рот, пытаясь вызвать рвотный рефлекс.
Изо рта у Юли полилась жидкая белая пена — вместе с ней на пол выпала целая горсть не успевших раствориться таблеточек, показывая, насколько решительной была сестра в своей попытке сбежать от мамули.
Пока Юля откашливалась и сплевывала белую слюну, Даня подбадривал ее и называл умницей, а в мыслях последними словами крыл себя за то, что позволил себе такую выборочную слепоту в отношении сестры. Он знал, что ей нужна его помощь. Но при этом, когда Юля приняла его эстафету в игре в одаренного ребенка, почему-то не считал, что ей такая жизнь дается сложнее, чем ему.
Но Даня был «вундеркиндом» с рождения. Он начал свою жизнь в мамулином бреду и долгое время жил в нем, не зная ничего иного, тогда как Юльку стали переламывать с семи лет, полируя ей кости и выкручивая суставы, чтобы втиснуть в явно не подходящий ей шаблон.