Я послал ему записку, в которой поздравил «с написанием такой нужной, на мой взгляд, для мировой медицины статьи», попросил моим именем инъектор не называть, так как «это всего лишь логическое развитие инъектора Паскаля и заслуги моей никакой». Если и есть у кого заслуги в этом вопросе, так это, несомненно, у самого Нестора Максимовича, но понимая, что его скромность не даст назвать инъектор своим именем, предложил называть его на немецкий манер «шприц, от spritzen – брызгать».
А вообще я свинья – три месяца в Петербурге и ни разу не навестил старика!
Был у меня в гостях Штиглиц. Вот у кого дела идут, можно сказать, отлично! Вот почему так – у одного всё, за что не возьмётся, получается, у другого, при всех тех же условиях, «то в огороде недород, то скот падёт»?
Нет, нет, я Николаю не завидую, ни в коем случае.
Сейчас они с компаньоном Абрамом Перетцем взяли подряд на армейские поставки. Мою идею по поиску выходов железных руд в склонах оврагов в Курской губернии он переадресовал своему брату Бернарду, который живёт в Кременчуге, но особенных перспектив от этого предприятия Николай не ожидает. Ко мне он приехал с другой идеей.
Дело вот в чём – Григорий Александрович Потёмкин был действительно выдающимся государственным деятелем и, как человек, наделённый несомненным управленческим талантом, мыслил масштабно и имел чрезвычайно развитую интуицию. В 1788 году он поручил профессору Михаилу Ливанову разведку залежей угля, железа и драгоценных металлов в Новорусскии, и последний в ходе изысканий обнаружил при слиянии рек Ингулец и Саксагань залежи железной и медной руды, каменного угля, каолина и графита. Получив доклад об итогах изысканий, Потёмкин распорядился построить чугунолитейный завод для литья артиллерийских снарядов на реке Ингулец, близ Кривого Рога, и фаянсовую фабрику для выделки фаянса из местного каолина, но после его смерти работы по строительству были свёрнуты.
Штиглицу пришла идея (а может Перетцу пришла идея, впрочем, это не важно) взять концессию на строительство и завода и фабрики. Вот он и приехал в Петербург этот вопрос, как потом будут говорить в Одессе, провентилировать, то есть уточнить, действительно ли государство в этом строительстве заинтересовано и выкупит ли оно эти предприятия потом в казну?
Опасения их понятны – земля, на которой они построят предприятия, всё равно им принадлежать не будет, поэтому дальнейшей эксплуатацией заниматься рискованно. А вот вложиться в строительство, а потом продать построенное, дело вполне может быть прибыльное.
Правда есть и запасной (или просто – другой) вариант.
Штиглиц мне зачитал привезённую с собой бумагу: «У деревни Гданцевки, против мыса Криваго Рога, разрабатывается железная руда. В этой же местности находятся: три сорта магнитнаго железняка, красный железняк, красный железняк с графитом, красный железняк с кристаллами магнитнаго железняка, железный блеск, железняки: бурый, углистый шпатовый, кварцит с кристаллами магнитнаго железняка, песчаник с медною зеленью, марганцевая руда, конгломерат с малахитом, литографский камень, слюдяный сланец (итоколомит), тальковый сланец, грифельный сланец, глинистый сланец (аспид), глинистый графитный сланец, песчаник огнеупорный, песчаник железистый, асбест, графит и много других богатств, число которых и количество выясняется продолжающимися повсеместно здесь разведками». Так вот, Гданцевка – имение корнета Мартина Гданцева. На прошлый год у помещика было «5900 десятин удобной и 100 десятин неудобной земли и 52 человека крестьян: 30 мужчин и 22 женщины».
Намёк был достаточно прозрачный – я выкупаю имение Гданцева, втроём мы – я, Штиглиц и Перетц, создаём некое подобие товарищества на вере. Я участвую землёй и людьми, мои компаньоны – деньгами. Строим, на первых порах, чугунолитейный заводик и запускаем производство. Управление осуществляет нанятый нами управляющий.
– Заманчиво… А сколько стоит имение Гданцева, и продаёт ли он его?
– Продаёт. За каждого крестьянина хочет по 100 рублей, а за землю – 5 тысяч.
– Значит всего 10 тысяч 200 рублей?
– Ну, по сто рублей за крестьянина хочет-то он хочет, да кто ж ему даст?
Продавать людей! Штиглицу это кажется естественным, хотя он тоже считает, что торговать людьми в нашем восемнадцатом веке, грех. Мне же, это просто дико.
Прошлым летом мой сосед Яков Фёдорович Скарятин предложил мне за пару борзых печника с семьёй. От Фёдора Петровича осталась целая свора борзых. Ухаживает за ней егерь Черняй, специального псаря, или как там эта должность называется, в имении нет. Я в собаках ничего не понимаю, он же настоящий фанат-собачник. Говорят, что и отец мой (который теперь уже и не мой… я с родословной своего донора совсем запутался) был таким же. Черняй и на охоту их берёт.