- Что за фокусы? Ой, Игореша, дай мне "сотку", - жалобно попросила Олеся.
- Зачем она тебе?
- Ну дай пофорсить! Ну пожалуйста! Представь, я еду на джипе и говорю по сотовому! Здорово!
- Еще чего не хватало! У тебя сзади ребенок, а ты собралась трепаться по телефону! Чтобы смотрела только на дорогу и никуда больше, поняла!
- Поняла-поняла, - торопливо кивнула Олеся. - Не буду. Но все равно дай. Пожалуйста! Представь, мне три часа коляску возить. А так я кому-нибудь позвоню. Вообще, мог бы давно мне подарить сотовый.
- Ладно, подарю, - махнул рукой Игорь. - На. - Он достал из кармана свой телефон и отдал жене. - Веревки из меня вьешь.
- Спасибо, мой зайченыш!
Олеся схватила "сотку", чмокнула недовольного мужа в подбородок (выше не достала) и побежала вниз по лестнице.
Вчера Таня Птичкина проводила в командировку мужа Алешу, он отправился с фурами, нагруженными резиной, в Белоруссию, и теперь, как минимум, на пару недель Татьяна была обеспечена поводом для волнений, ночных страхов, переживаний за любимого. Особенно ее беспокоил пистолет, который пригрелся под мышкой у Алексея. Таня все время думала, что случится, если мужу придется им воспользоваться. Даже если и для защиты - кто будет разбираться? Он кого-нибудь убьет, его посадят лет на восемь. Или на пятнадцать? Жуть.
Все утро Таня играла на пианино "Ноктюрн" Глинки. Тональность фа минор очень соответствовала грустному настроению. Потом она закончила реферат по творчеству Леонкавалло, потом помыла плиту и кафель на кухне, потом съела два яблока и в конце концов поняла: отпуск в летнем городе - это что-то невыносимое. Надо уезжать на море. В Турцию или Италию. К теплому белому песку. К пальмам и кипарисам. К манго и авокадо. К пляжному волейболу.
Но при ее крошечной зарплате лучше забыть о существовании моря. Лучше вообще забыть о жизни. Да. Нo ведь есть совсем неплохое шлимовское водохранилище! Таня нырнула в шкаф и через полчаса углубленного поиска изъяла из кучи барахла красный купальник, примерила его и очень себе понравилась. Потом она вспомнила, что в городском парке ее ждет встреча с Олесей, и барометр ее настроения из положения "облачность" плавно перекочевал к отметке "ясно, солнечно".
Олеся уже была на боевом посту. Валерка сладко дрых в коляске.
- Однако смелый у тебя вид, - сказала Таня, оглядывая подругу.
- Странно, - удивилась Олеся. - Игорь тоже возмущался. А что?
- А ничего. В автобусе я бы в таких шортах и майке не рискнула появиться.
- Я ведь на машине.
- Только это тебя и спасло.
- И к тому же лето. Тебе не нравится? Я выгляжу смешно? - расстроилась Олеся.
- Ты выглядишь убойно.
- Убойно, как короткое замыкание?
- Или удар Тайсона.
- Или атомный реактор.
- Как приступ стенокардии.
- Или как... как... Сдаюсь. Так жарко, что ничего не приходит на ум. Я удивляюсь, до конца мая был жуткий холод, словно лето и не собиралось начинаться в этом году, а теперь...
- Давай закроемся в джипе и включим кондиционер.
- А коляску? Я должна выгуливать ребенка.
- Заботливая мамочка. Слушай, я хотела спросить, а Игорь Валерке памперсы меняет?
- Ну, как тебе сказать. Заставить, конечно, можно.
- Не рвется, да?
- Да. В принципе все делает Никитишна. Но Игорь, конечно... Сейчас уже ничего, на руки берет, укачивает. А то после роддома все морщился.
- Морщился?
- Да. Когда Валерка был такой страшненький, красненький, Игорь от него отворачивался. Будто не ребенка на руках держал, а какую-то бяку. Знаешь, а мне Дима только что звонил, - вспомнила Олеся.
- Каков наглец! А если бы трубку взяла не ты, а Игорь?
- Спросил бы, дома ли я. Он уже так делал.
- А Игорь что?
- Ничего. Улыбается и пытается меня задушить. Ревнивый!
- Дмитрий не предлагал тебе куда-нибудь сходить?
- Да. Еще раз на свадьбу.
- Представляю твою реакцию. Напоминание о моей свадьбе чрезвычайно тебя заводит, - рассмеялась Таня.
- Да уж, - кивнула Олеся и опять все вспомнила.
...После ЗАГСа молодожены и Олеся с Димой отправились в короткую поездку - фотографироваться на фоне шлимовских достопримечательностей. Был чудесный февральский день, яркий и пронзительный, словно из стихотворения Пастернака - "дороги мокнут, с крыш течет, и солнце греется на льдине". Олесин джип, с двумя кольцами, звенел колокольчиками и мягко урчал на поворотах. Таня была в коротком обтягивающем платье-футляре из белоснежной ткани, без всяких прибамбасов и вычурных украшений. А Олеся собиралась нацепить "скромный" темно-зеленый костюм (Франция), вообразив, как здорово он будет смотреться под распахнутой норковой шубой. Но шубу на свадьбу не пустила Никитишна. "Вырядилась, Господи, - сказала она недовольно, - а как невеста рядом с тобой будет себя чувствовать?" Олеся смутилась, потому что о невесте она совсем не подумала. В результате на всех фотографиях Олеся красовалась в маленьком пальтишке из шерстяной фланели, стильность которого мог оценить только утонченный знаток моды.
Свадьба гуляла в арендованной студенческой столовой, на стенах висели плакаты с шутками-прибаутками, мама невесты заливалась крокодиловыми слезами, словно провожала дочку на строительство египетских пирамид. Дима ненавязчиво обнимал Олесю за талию и подливал, подливал шампанского. Когда Олеся говорила тост и вручала конверт, она, кажется, уронила фужер, все куда-то поплыло, поехало, словно в тумане. Все смеялись и говорили одновременно, смотрели на пьяную вдребадан Олесю очень доброжелательно и вообще были фантастически милы и приветливы. Голоса сливались в однообразный и приятный шум. "Олеська, я никогда тебя такой не видела-а-а", - смеялась Таня, обнимая хохочущую до пьяных слез подругу, и они вдвоем куда-то падали, в темную бездонную яму, раскрывшую сонные объятия. Но Олеся боролась со сном, она не хотела спать, ей было невероятно весело. Она видела внизу восторженные лица знакомых и незнакомых парней и мужчин, когда танцевала на столе испанский танец с кастаньетами. Под кастаньеты она ловко приспособила чайные ложки, удивляясь своей смекалке и находчивости. Вроде бы она заехала ногой в салат оливье? Или ей показалось? Дима, такой красивый и душистый, тоже совершенно пьяный, прижимал ее к широкой груди и не умолкая говорил про любовь. Потом на мгновение она очнулась в каком-то закоулке столовского фойе в крепких Диминых объятиях, сумасшедшая уже не только от шампанского, но и от его поцелуев, с удивлением и смехом обнаружила свою голую грудь и, перевирая слова, пожаловалась Диме: "Ой, мне тут... у меня... расстегнулось" - но тут же провалилась в жаркую тьму... На второй день праздника Олеся не пошла. Ей было стыдно. События прошедшей ночи и ее выходки всплывали в памяти не разом, а постепенно, нанося один удар за другим. "Я танцевала на столе?" - неспешно шептала Олеся и встречала утвердительный кивок подруги. "Ты хотела исполнить стриптиз, но тебя остановили женщины. Ребята останавливать не собирались", - смеялась Татьяна. "Стриптиз?! Но я ничего не помню!" - ужаснулась Олеся, чуть не плача. "Ну что ты так переживаешь? На свадьбе всегда упиваются!" - пыталась успокоить несчастную Олесю подружка. "Но я впервые". Дима явился через день, с надеждой закрепить успех. "Мы страстно целовались", - заявил он, сгорая от любви и требуя продолжения банкета. И получил яростную пощечину, что возбудило его еще больше. Воспоминания о Таниной свадьбе отныне всегда заставляли Олесю покрываться краской стыда...